Морской князь - Евгений Таганов

В самом узком месте от берега к острову прямо в воде была вбита свая из белого железа, от которой к стене города над самой водой была натянута железная цепь, препятствующая прохождению торговых судов. Понятно стало, что любые суда могли проходить мимо острова лишь с правого берега, и то при поднятом там подъемном мосте.

При виде этой цепи Дарника с Ратаем одновременно осенила одна и та же мысль.

– Свой мост? – спросил один.

– Ага, только из чего? – ответил второй.

– А бочки зачем взяли?

– Точно, на бочках будет в самый раз.

– Какие бочки? – взмолился ничего не понимающий Корней. – Ну скажите мне? Умру, если не узнаю!

– Вдоль этой цепи можно навести целый мост из бочек и жердей, – объяснил Ратай.

– Я это понял, но как его навести, если они будут стрелять из камнеметов.

– А ночь зачем?

– Ну и сколько человек пройдут по этому мосту: двадцать – тридцать? – не сдавался Корней.

– Зато они могут принести к стене таран, – дал новое объяснение оружейник.

– Вы оба просто сошли с ума, – осудил их чисто мальчишеский азарт воевода-помощник.

Еще левый берег хорош был тем, что тут было больше кустов и росла высокая ракита, на которую Дарник не преминул взобраться – так ему хотелось посмотреть на Хемод чуть сверху. С высоты шести сажен ему за городскую стену заглянуть не удалось, зато увидел, что скрывается за трехсаженными заборами соседних с городом островов. А скрывались за ними два маленьких пастбища: на северном острове паслись полсотни коней, на южном десятка три коров. В отличие от выжженных лугов на берегах реки, там была ярко-зеленая трава. От среднего острова, где собственно находился сам город, их отделяли совсем узкие речные протоки, которые занимали аборикские лодки. А еще он заметил, что заборы были очень тонкими, листы железа были закреплены то ли на деревянном, то ли железном каркасе, издали было не разобрать. Это открытие, можно сказать, обрадовало князя дважды: во-первых, город оказался в два раза меньше, чем он ожидал, и мог от силы выставить семь-восемь сотен бойцов, во-вторых, заборы можно было легко сокрушить, переправить на острова большие отряды воинов и штурмовать город с твердой земли, закидав узкие протоки и аборикские лодки мешками с песком.

Спустившись на землю, он рассказал Корнею и Ратаю, как и что им предстоит теперь делать. Калчу разговаривала с кутигурским тысячским и в планы осады посвящена не была. Лишь перевела для тысячского, что князь хочет поставить с этой стороны реки пять малых камнеметов и два больших и завтра пришлет сюда две-три сотни своих воинов.

Вернувшись по броду на правый берег, они поехали к городу вдоль реки, отмечая для себя места, где наиболее скрытно можно подобраться с этой стороны к Хемоду. Но главное потрясение Дарника со товарищи ждало, когда они, оставив коней, совсем близко подкрались к городской стене по береговому бурьяну. Заходящее солнце, как в стекле, отражалось на ее металлической облицовке. Лишь в одном месте виднелся какой-то темный прямоугольник. Стали в него внимательно всматриваться и увидели, что один из листов белого железа там по какой-то причине отвалился. Но почему на его месте темный, почти черный прямоугольник?

– Это дерево, – предположил Ратай.

– Не может быть! – не хотел верить в такую удачу князь.

– Точно дерево! – настаивал оружейник.

– Дерево с железом покрепче камня будут, – не разделял их радости Корней.

– Никакого моста! – обратился к князю Ратай.

– Никакого тарана! – на том же птичьем языке отвечал ему князь.

Воеводе-помощнику не стали ничего объяснять, как тот ни просил.

– Хорошо, что я не тебя старшим хорунжим назначил, – лишь издевался над ним Дарник. – Гладила и тот понял бы, что тут к чему.

По возвращении в кутигурский стан князь вызвал к себе Оляту.

– Чего ж ты не сказал, что стена Хемода деревянная? – обрушился с упреком на него Рыбья Кровь.

– Так ты не спрашивал, я думал, это и так понятно, – оправдывался мужичок. – Через железо его все равно не зажечь. Иначе бы кутигуры и сами справились.

Воевода-помощник обо всем догадался, лишь когда Ратай собрал сотню бортичей и наказал им брать с собой топоры, пилы и веревки и отправляться с сотней кутигуров вверх по течению пилить, где найдут, деревья и кусты, связывать между собой и собирать их в одном месте, дожидаясь от него, оружейника, дальнейшей команды.

– Ты хочешь сделать на воде завал возле стены и с его помощью поджечь саму стену! Ничего не выйдет, этот завал на воде просто не загорится или загорится, но слишком слабо, – высказал Корней свои сомнения князю.

– Забыл, что у нас есть еще тридцать горшков с ромейским огнем, он даже в воде горит? Поджарим абориков по первое число.

– Заодно и всех кутигурских детей.

В самом деле, в своем желании ярко, быстро, малой кровью и до прибытия основного войска победить сильного противника князь совсем упустил из виду детей.

Ничего не оставалось, как послать за Калчу и спросить, что она думает по этому поводу. В подробности пожара входить не стал, просто объявил, что через день-два спалит Хемод со всеми, кто там находится.

Тысячская выслушала его с каменным лицом. Дарник даже подумал, что она не совсем все поняла.

– Может, тебе надо посоветоваться с другими тысячскими?

– Все уже давно сказано, – сказала Калчу, поднимая на князя совершенно мертвые глаза. – Я знала, что такое может случиться. Просто надеялась на большое чудо. Мне еще шесть лет назад говорили, что ты не только великий воин, но и великий колдун.

– Ну так что?

– Делай, как считаешь нужным. Если ни один аборик не ускользнет из этого пламени, никто из кутигуров никогда не упрекнет тебя в смерти наших детей.

Подошедший к князю после разговора с Калчу Корней не стал даже вопросов задавать, поняв по Дарнику, что разрешение на уничтожение всего и всех получено, только попросил:

– Давай отправляйся спать. Ты завтра нам нужен свежим и бодрым, мы с Ратаем сделаем все как надо, – и добавил, видя, что князь не спешит его слушаться: – Ну дай ты мне самому хоть что-то сделать!

Вот с этим можно было и согласиться. Однако сначала Дарнику пришлось еще заглянуть к ромейской тагме, где стратиоты приготовили своему мирарху погребальный костер. Будь это в Романии, Леонидаса хоронили бы совсем иначе, но в чужой земле, столь далеко от дома, полагался только костер, дабы никто потом не мог осквернить могилу знатного ромея. Перед тем как костер был зажжен, князь обратился к стратиотам с короткой речью:

– Он был очень смелым и дерзким во всех своих поступках, мирарх Леонидас. Не боялся ни жестоких сражений, ни изнурительной дороги, ни смертельных пророчеств. Я всегда думал, что знаю и умею на войне все что нужно, но именно Леонидас научил меня в этом деле и тому, чего я не знал. Нам всем надо брать пример с его бесстрашия и отваги.