Последнее королевство. Бледный всадник - Бернард Корнуэлл

– Мы их обойдем.

Я имел в виду, что мы выйдем в море и вряд ли кто-нибудь из них удосужится нас преследовать. Они спешат добраться до места назначения, и, если повезет, быстрый «Хеахенгель» опередит датчан, которые едва-едва миновали остров.

Мы шли по ветру, и было радостно вести корабль по сердитому морю, хотя я сомневаюсь, что много радости испытывали те, кто вычерпывал воду со дна «Хеахенгеля». Один из черпальщиков поглядел за корму и вдруг окликнул меня; я обернулся и увидел идущий по рваным волнам черный шквал: злобный смерч из тьмы и дождя двигался быстро, так быстро, что Виллибальд, перевесившийся через борт и кормивший рыб, упал на колени, перекрестился и начал молиться.

– Убрать паруса! – крикнул я Леофрику.

Он бросился вперед, но было поздно, ураган нас нагнал.

Только что сверкало солнце, и вдруг мы оказались игрушкой в руках дьявола. Шквал врезался в нас, словно вражеский клин. Судно содрогнулось, вода и ветер внезапно погрузили нас во тьму, «Хеахенгель» развернуло боком к волне, и я ничего не мог сделать, чтобы его выровнять. Я увидел, как покатился по палубе Леофрик, когда корабль лег бортом на воду.

– Черпайте! – отчаянно закричал я. – Черпайте!

А потом огромный парус с оглушительным треском порвался в клочья, и обрывки захлопали по реям. Корабль медленно выпрямился, но теперь сидел очень низко. Я изо всех сил старался завершить разворот, медленно вернуть судно на прежний курс и повести дальше через бушующее море и ветер. Люди молились, крестились, вычерпывали воду, остатки паруса и порванные лини превратились в обезумевших демонов, одинокие чайки вскрикивали над нами, словно валькирии, и я, помню, подумал, как нелепо будет погибнуть в море после того, как Рагнар совсем недавно спас меня от смерти.

Каким-то чудом нам удалось опустить шесть весел, по два человека на каждом, и мы стали продвигаться в этом хаосе вперед. Двенадцать человек гребли, трое пытались срезать ставшие бесполезными снасти, остальные вычерпывали воду. Все делалось без приказов, никакой голос не смог бы перекрыть завывания ветра, сдиравшего шкуру с моря, оставлявшего на нем белые полосы пены. Накатывали гигантские волны, но «Хеахенгель» легко переваливал через них, хотя они и угрожали нас захлестнуть. Но потом я увидел, как качнулась мачта и разошлись ванты. Мой крик был напрасным, никто не услышал меня, и вот толстый ствол переломился и упал.

Мачта свалилась на борт, вода снова начала нас заливать, но Леофрику с дюжиной матросов каким-то чудом удалось перекатить мачту в море; она шлепнулась сбоку, и корабль содрогнулся, до сих пор привязанный к ней паутиной веревок. Я увидел, как Леофрик, схватив топор, принялся рубить лини, и закричал во всю глотку, чтобы он прекратил.

Упавшая мачта, привязанная к судну, придала ему устойчивости. Она помогала «Хеахенгелю» держаться на плаву. Гигантские волны катились под нами, а мы смогли перевести дух.

Люди смотрели друг на друга, словно изумляясь, что все еще живы. Я даже смог отпустить руль, потому что мачта с большой реей и остатками паруса крепко держала нас. Оказалось, что у меня болит все тело. Я промок насквозь и, кажется, замерз, но до сих пор этого не замечал.

Леофрик подошел ко мне. Нос «Хеахенгеля» был обращен теперь на восток, но нас тащило на запад, уносило задом наперед течением и ветром. Я обернулся, чтобы убедиться, что мы достаточно далеко отошли от датчан, и тронул Леофрика за плечо, указывая на берег.

Там погибал флот.

Датчане повернули на юг, огибая мыс на выходе из Пула, оказались таким образом у подветренного берега, и там их настиг внезапно налетевший шторм. Корабль за кораблем разбивались о берег. Несколько проскочили мимо мыса, еще несколько пытались уйти подальше от утесов, но большинство были обречены. Мы не видели их гибели, но я могу себе это представить. Треск ломающейся о скалы обшивки, бушующие волны, захлестывающие палубы, грозное море, ветер и снасти, обрушивающиеся на тонущих людей, носы с драконами, разлетающиеся в щепы… И залы морского царя, наполняющиеся душами воинов. Пусть датчане были врагами, сомневаюсь, что хоть один из нас испытывал к ним что-либо, кроме жалости. Море дарует холодную и одинокую смерть.

Рагнар и Брида. Я смотрел, смотрел – но не мог отличить одного судна от другого сквозь пелену дождя и вздымающихся волн. Мы видели, как один корабль, которому вроде бы удалось ускользнуть, вдруг пошел на дно. Только что он был на гребне волны, брызги разлетались от него в разные стороны, весла влекли его вперед, а в следующий миг его не стало. Он исчез. Корабли разбивались друг о друга, ломались весла. Некоторые суда пытались повернуть обратно в Пул, и многие из них выбрасывало на берег, кого на песок, а кого и на скалы. Несколько кораблей – слишком мало – прорвались. Люди гребли как сумасшедшие, но все датские суда были перегружены, на них ведь находились еще и воины, оставшиеся без лошадей. Флот нес армию неведомо куда, и вот теперь эта армия гибла.

Мы же находились на юге от мыса, и нас быстро влекло на запад. Датский корабль, поменьше нашего, подошел совсем близко, рулевой поглядел на нас и мрачно улыбнулся, словно говоря, что сейчас у нас один враг – море. Датчан пронесло мимо: у них не было замедлявшей ход судна сломанной мачты. Шумно лил дождь, ветер больно хлестал дождевыми каплями, в море плавало множество досок, мачт, драконьих голов, длинных весел, щитов и мертвых тел. Я видел безумно ударяющего по воде лапами пса с побелевшими глазами, на миг мне показалось, что это Нихтгенга, но потом я увидел: у собаки черные уши, а не белые.

Низкие рваные тучи были цвета стали, вода стала черно-зеленой с белыми полосами пены. «Хеахенгель» пятился назад перед каждой ударяющей в него волной и вздрагивал, как живой, от каждого удара, но держался. Он был сработан на совесть и спасал нас, пока датские корабли продолжали гибнуть, а отец Виллибальд молился. Каким-то странным образом болезнь святого отца прошла, и, хотя он был бледен и явно чувствовал себя скверно, его больше не тошнило. Он даже подошел ко мне и схватился за рулевое весло, чтобы устоять на ногах.

– Как зовут датского бога морей? – спросил Виллибальд, перекрикивая ветер.

– Ньёрд! – крикнул я в ответ.

Он усмехнулся.

– Молись ему, а я буду молиться Богу!

Я захохотал.

– Если бы Альфред это услышал, тебе бы никогда не стать епископом!

– Я и так не стану епископом, если мы не выберемся отсюда! Молись!

Я молился – и медленно, нехотя шторм начал стихать. Низкие тучи неслись над сердитыми водами, но ветер утих. Мы смогли отрезать обломок мачты и реи, спустить весла, развернуть «Хеахенгель» на запад и принялись грести среди обломков погибших кораблей. Перед нами маячило два десятка датских судов, за нами тоже оставалось несколько, но я думал, что половина флота затонула, а возможно, и больше.

Я ужасно боялся за Рагнара и Бриду, поэтому, поравнявшись с небольшим датским судном, подошел как можно ближе и прокричал:

– «Летучего змея» не видели?