Мировая история - Одд Уэстад

Политическая конструкция этого мира, в конце концов, стремилась к переменам, так как источники перемен появлялись помимо человеческой воли. Одним из ранних предзнаменований грядущих перемен стало появление новой угрозы с востока в виде Парфянского царства. К середине III столетия до н. э. слабость, обусловленная сосредоточением династией Селевкидов населения и богатства в западной половине их царства, потребовала безотлагательно заняться отношениями с остальными эллинскими государствами. С северо-востока, как всегда, угрожали степные кочевники, но правительство отвлеклось от этой опасности на добывание денег и ресурсов, необходимых для ведения споров с птолемеевским Египтом. Искушение для находившегося вдали сатрапа действовать по своему собственному усмотрению в качестве военачальника подчас было просто непреодолимым. Ученые не сходятся в деталях, но одной из сатрапий, где предводитель не удержался от такого соблазна, было Парфянское царство, занимавшее важную область на юго-восточном побережье Каспийского моря. Ему предстояло занять еще более важное место несколько веков спустя, так как через него пролегали караванные маршруты в Центральную Азию, по которой осуществлялась связь западного классического мира с далеким Китаем по Великому шелковому пути.

Кто же были эти парфяне? Изначально они представляли собой иранскую кочевую народность, появившуюся из Центральной Евразии. Из нее в высокогорье Ирана и Месопотамии возникло некое политическое образование. Они стали символом военной выучки, так как только парфяне владели одним неоценимым навыком: они умели пускать стрелы в цель из лука на скаку. Но просуществовало их царство почти 500 лет не только за счет воинского искусства. Они к тому же унаследовали административную структуру, оставленную Селевкидам Александром Македонским, который позаимствовал ее у персов. На самом деле парфяне во многом казались наследниками, а не творцами; официальные документы их великой династии составлялись на греческом языке, и они явно не имели никакого собственного права, зато радостно согласились на уже сложившуюся практику, будь то вавилонян, персов или эллинов.

Их древняя история по большому счету остается туманной. В III столетии до н. э. в Парфянском царстве существовала какая-то монархия, центр которой не удается обнаружить до сих пор, но Селевкидам до него явно не было особого дела. Во II веке, когда династия Селевкидов полностью отвлеклась на проблемы, нависшие с запада, два брата, младшего из которых звали Митридат I, образовали Парфянскую империю, территория которой к моменту кончины Митридата простиралась от Бактрии (еще один осколок наследия Селевкидов, который в конечном счете отделился приблизительно в то же самое время, что и Парфянское царство) на востоке до Вавилонии на западе. Прекрасно помнивший судьбу тех, кто ушел в лучший мир до него, Митридат сам приказал отчеканить на своих монетах собственное положение «великий царь». После его смерти случилось несколько потерь, но его тезка Митридат II вернул утраченные позиции и пошел дальше. Селевкиды теперь увязли в проблемах Сирии. В Месопотамии границей его империи служил Евфрат, а китайцы установили с ним дипломатические отношения. На монетах второго Митридата чеканился гордый ахеменидский титул «царь царей», и напрашивается разумный вывод о том, что династия Аршакидов, к которой принадлежали Митридаты, теперь сознательно связывалась с великим персидским родом. Все-таки Парфянское государство представляется намного более свободным, чем персидское. Оно больше напоминает феодальное объединение дворян вокруг военачальника, чем забюрократизированное государство.

На Евфрате Парфянское царство должно было в конечном счете познакомиться с новой державой запада. Даже эллинские царства, находившиеся ближе к нему, чем Парфянское царство, и поэтому практически не имеющие оправдания, почти не обращали внимания на подъем Рима – этой новой звезды политического небосклона, и они пошли своим путем, не принимая во внимание то, что происходило на западе.

Западные греки, конечно, лучше знали о происходящем, но были заняты первой большой угрозой, то есть Карфагеном, противостоящим грекам в Средиземноморье. Основанный финикийцами около 800-х годов до н. э., возможно, даже тогда, чтобы прекратить греческое коммерческое влияние на маршрутах транспортировки металлов, Карфаген вырос и превзошел Тир с Сидоном в богатстве и мощи. Но он остался городом-государством, пользующимся союзами и покровительством, а не завоеваниями и гарнизонами, его граждане предпочитали торговлю и земледелие войнам. К сожалению, собственные документы Карфагена погибли, когда в конечном счете этот город стерли с лица земли в 146 году до н. э., и мы мало знаем о его истории из первых рук.

Все же он откровенно представлялся значительным коммерческим конкурентом для западных греков. К 480 году до н. э. они были ограничены в коммерческом плане чуть больше, чем долиной Роны, Италией и, прежде всего, Сицилией. Этот остров и один из его городов – Сиракузы – служил ключом к греческому западу. Сиракузы прикрыли Сицилию от карфагенян в первый раз, когда их жители схватились с ними и разбили. На протяжении практически всего V века до н. э. Карфаген больше не обеспокоил западных греков, и жители Сиракуз смогли оказать помощь греческим городам Италии в борьбе против этрусков. Тогда Сиракузы стали целью провалившейся сицилийской экспедиции из Афин (415–413 гг. до н. э.), потому что они были величайшим из западных греческих государств. Карфагеняне после этого вернулись, но Сиракузы избежали поражения, чтобы в скором времени вступить в величайший период своей власти, распространявшейся не только на сам остров, но и на Южную Италию и Адриатику. Жителей Сиракуз переполняла решимость к действию; в какой-то момент они чуть было не захватили Карфаген, и в результате еще одной экспедиции к своей Адриатической вотчине добавили Керкиру (Корфу). Но чуть позже 300-х годов до н. э. стало ясно, что карфагенская мощь росла, в то время как Сиракузам пришлось встретиться с римской угрозой на материке Италии.

Сицилийцы поссорились с человеком, который, возможно, спас их, – с Пирром Эпирским, и к середине III века до н. э. римляне стали хозяевами своего материка.

Теперь на западной арене появилось три основных персонажа, но эллинский Восток казался удивительно равнодушным к тому, что происходило (хотя Пирр знал обо всем). Такое безразличие выглядит недальновидным, но в это время римляне не видели себя мировыми завоевателями. Во время вступления в Пунические войны с Карфагеном, из которого они выйдут победителями, ими двигали в равной степени страх и алчность. Потом им предстоит обратить свой взор на восток. Кое-кто из эллинских греков к концу века начнет понимать то, что их могло ожидать. «Туча на Западе» – так называли битву между Карфагеном и Римом, за которой наблюдали на эллинизированном Востоке. Независимо от ее исхода она должна была иметь большие последствия для всего Средиземноморья. Как бы там ни было, Восток должен был доказать в таком случае, что у него найдутся собственные силы и воля для сопротивления. Как позже выразился один римлянин, Греция возьмет своих пленителей в неволю, приобщив к греческой культуре новых варваров.