Боги и люди - Эдвард Радзинский

Казанова – лишь сон, который не может стать обыденной жизнью. Может ли Казанова стать мужем? Может ли дождь принадлежать одному полю? Пчела – одному цветку? Его удел – радовать всех женщин, он их общее достояние. И женщины Казановы радостно передают его друг другу, они делятся им друг с другом. Его никто не ревнует, ибо нельзя ревновать облако. Он нереален, как счастье… Впрочем, в одной стране его все-таки приревновала женщина. И так безумно, что чуть не убила. Женщина эта жила в России.

Я все представляю, как, заканчивая беседу, да Понте поведал ему о возмездии Дон Жуану, о том, как этого развратника утягивает в ад рука Командора. И как усмехнулся Казанова. Нет, Казанова знал – страшен не Командор, есть нечто пострашнее. Это – старость.

И в старости, глядя на свой портрет, он напишет горчайшие слова: «Я не существую. Я лишь существовал когда-то».

Но кто это все написал?

Какой странный вопрос, не правда ли? Это написал Казанова.

А кто он был, этот Казанова? Кто был этот восхитительный боец, победивший полки красавиц? Старик, который умер в замке Дукс, написав «Историю моей жизни»? Или…

Или всего лишь литературный персонаж – герой «Истории моей жизни», в которого старательно играл жалкий нищий старик по имени Казанова? Обольстительный персонаж, из-за широкой спины которого лишь на мгновенье вынырнул совсем иной образ – пожилого осмотрительного господина, отправлявшего в тюрьмы людей ради спокойной жизни в достатке.

Образ автора?

Читая книгу, написанную Казановой о его жизни, я все чаще ловил себя на странных мыслях. Они появились не потому, что, согласно его словам, он уже в двенадцать лет учился в падуанском университете и в восемнадцать защитил диссертацию. Не потому, что вся история его побега из тюрьмы упоительно фантастична; не потому, что французский посланник де Бернис, которого Казанова уложил в постель вместе с М. М. и К. К., никакого отношения к ним не имел; не потому, что маркизе де Юфре было вовсе не семьдесят лет, а всего лишь пятьдесят с хвостиком, да и умерла она на десять лет позже, чем схоронил ее Казанова в своей книге; не потому, что множество его любовных приключений являются попросту пересказами анекдотов XVIII века (мы их найдем и в «Хромом бесе», и в эротических романах). Но потому, что однажды я внимательно перечел его биографию.

И некое обстоятельство в ней меня поразило.

Именно тогда мне еретически стало казаться, что тот фантастический авантюрист, которого он изобразил в своей книге, и тот, кто писал эту книгу, – весьма разные люди. Все дело в том, что среди многочисленных своих профессий, которые указывает Казанова, он лишь вскользь говорит об одной, хотя она проходит через всю его жизнь.

Однако венецианский стукач, который в 1755 году написал донос на тридцатилетнего Казанову, называет ее вполне определенно: «Говорят, что он был литератор».

И ведь, действительно, не зря Казанова будет обращаться в Дрезден к премьер-министру графу Марколини, прося напечатать его «Историю». Именно в Дрездене началась (и с блеском!) его карьера литератора.

В 1752 году, когда ему было двадцать семь лет, в дрезденском Королевском театре итальянская труппа поставила трагедию, переведенную им с французского. В том же году вместе с соавтором Казанова пишет комедию, поставленную в том же театре. И тогда же его комедию «Молюккеида» вновь ставит все тот же Королевский театр в Дрездене.

Три пьесы за год – в Королевском театре! И две из них явно имели успех, иначе не ставили бы последующие. А вот третья, скорее всего, провалилась. Ибо более Казанова не тревожил Королевский театр своими пьесами.

Но мы знаем об этих – осуществленных творениях. А сколько должно было быть неосуществленных, пропавших во тьме, в безвестности?

Когда, помирившись с инквизицией, он возвращается в Венецию – он возвращается к перу. Пишет «Опровержение “Истории Венецианского государства”», написанной Амело де ла Уссе, где в нужном для властей духе изложена история республики, и бесконечно переводит…

В 1771 году в Риме его принимают в литературные академии Аркадия и Инфеконди.

И в Триесте он занимается литературным трудом – из-под его пера выходят три тома «Истории смуты в Польше» и роман «Бестолочь».

Он снова в Венеции – и переводит «Илиаду», пишет антивольтеровский трактат, издает сборник «Литературная смесь», где печатает свой рассказ о дуэли с Браницким. И опять переводит множество французских романов – идет постоянная работа литератора!

И с Венецией Казанова рассорится из-за литературных занятий: он перевел роман, который имел успех, но венецианский аристократ Карло Гримальди не выплатил ему гонорар. Как мстит Казанова? Как истинный литератор – пишет язвительный памфлет, после чего и попадает в опалу.

В 1786 году он напишет трактат против Калиостро и Сен-Жермена и пять томов скучнейшего фантастического романа «Изокамерон».

Он работает непрерывно – но бесславно.

Принц де Линь говорит о его сочинениях, написанных до «Истории моей жизни»: «Его писания напоминают старинные предисловия – многоречивые и тяжеловесные».

Видимо, как литератор он и был представлен Вольтеру. Отсюда его фраза:

– Вот уж двенадцать лет, как я ваш ученик.

И отсюда вопрос Вольтера:

– Какой род литературы вы избрали?

А ответ свой Казанова явно приписал позже:

– Пока я только читаю, изучаю людей, путешествую… Время терпит.

И вот, оказавшись в замке Дукс приживалом, старый литератор придумал, как услаждать хозяев. Он рассказывает им истории своей жизни – бесконечные истории про любовь.

Истории и вправду с ним случившиеся, а также услышанные от других, бесчисленные анекдоты, которые хранит его невероятная память, реальные и нереальные имена, которые соединяются с его фантазиями, – все сваливает он в один котел, все передает ему – герою своих рассказов, молодому Казанове.

Именно тогда он с горечью понимает: зачем изучать историю Польши, Венеции, размышлять и философствовать в «Изокамероне»? Вот что им нравится, вот за что они готовы платить. И он решает записать свои рассказы.

Уже приближаясь к могиле, старый литератор нашел себя. Работая по двенадцать часов в сутки, он открыл законы будущего успеха. Герой должен быть удачлив, публика любит истории о Победителе. О молодом Победителе.

Именно поэтому он вовремя остановился на середине своего повествования. Не потому, что боялся своих шпионских дел – кому они были известны! Он просто понял: Победитель не может быть стариком.

Вот откуда фраза в его письме: «Я решился бросить мемуары, ибо, перевалив за рубеж пятидесяти лет, я смогу рассказывать только о печальном».

И был еще один закон, тоже им открытый.

Казанова-старик хорошо знал людей: если рассказывать им о себе вещи низкие – только тогда они поверят и в высокие. Чтобы люди верили во все его фантастические любовные победы, он решает открыть им «преисподнюю любви», как назовет ее кто-то из исследователей. И он описывает свои бесконечные венерические болезни, мочу в ночном горшке, пот любовного труда – тайную физиологию любви.