Страсть и притворство - Сьюзен Джи Хейно

Наверное, он потерял голову. Скорее всего да. Только ненормальный мог лежать здесь в обнимку с женщиной, которую обесчестил, когда его отцу грозила смертельная опасность. Только ненормальный мог мечтать о свадебных колоколах, зная, что его дядя готовит его похороны. Как и Берлингтон. А после этого к их компании присоединится еще и Растмур.

Разрази его гром. Почему все же в этом безумстве ему так хорошо?

Пенелопа обняла его еще крепче и, пощекотав носом, поцеловала в шею. Он закрыл глаза, стараясь запомнить это чувство. Оно поможет ему прожить оставшееся в его жизни время.

— Наверное, нам пора идти, — прошептала Пенелопа.

— Что?

Он не сразу понял, что она имела в виду.

— Искать твоего отца, — пояснила она.

Проклятие! Чары рассеялись, и подступила реальность. С минуты на минуту она осознает, что он с ней сделал, и возненавидит его.

Лучше не думать о своих потерях и начать действовать. По крайней мере, он еще мог спасти своего отца, хотя его собственная жизнь летела в тартарары. Олдем обмолвился, что, возможно, их египетские друзья не поставили на них окончательный крест. Возможно, хотя бы у одного из них еще оставалось что-то, ради чего стоило жить.

— Тогда идем, — сказал Гаррис, шевельнувшись, и вынул руку из-под ее головы. — Город скоро начнет просыпаться. Нам нужно спешить.

По виду Пенелопы он не смог определить, какое у нее настроение. Кивнув, она стала собираться. Может, ее обидела его резкость? А может, она радовалась, что скоро от него избавится? Или, может, с его помощью рассчитывала успокоить нервы после пережитого испытания? Но Гаррис надеялся, что за всем за этим скрывалось нечто большее.

Пенелопа надела нижнюю сорочку, поверх которой натянула позаимствованное муслиновое платье и, аккуратно одернув его, разгладила складки. Даже в чужом платье и с растрепанными волосами она выглядела богиней. И он был готов отдать все, что угодно, за свободу молиться у ее алтаря всю оставшуюся жизнь. Или хотя бы остаток ночи.

Но такой свободы у него не было, как не было и права. Оставалось лишь благополучно вернуть ее домой и распрощаться. Так будет для нее лучше.

— Как ты думаешь, куда твой дядя мог отвезти профессора Олдема? — спросила Пенелопа, приводя в порядок волосы, спокойная и собранная, как будто укрылась от ветра, а не поднялась с пола, обесчещенная негодяем.

— Не знаю, — ответил он и подошел к ней, чтобы помочь застегнуть на спине платье.

— Может, к лорду Берлингтону?

— Возможно.

— Значит, мы следуем туда?

— Нет, сначала я отвезу тебя домой.

— У нас нет на это времени! Я могу помочь.

Проклятие! Она собирается с ним спорить. Гаррис повернул ее к себе за плечи. Рискованный маневр. Наверняка снова захочет ощутить вкус ее губ.

— Нет, Пенелопа, это невозможно… — начал он, но она его перебила:

— Собираешься справиться с ними один? Не думая, что можешь погибнуть?

Хотелось надеяться, что ее волновало его благополучие. Хотя скорее она просто выражала сомнение в его способностях. Нет, винить ее в этом он не мог, поскольку и сам ни в чем не был уверен.

— Надеюсь, что буду не один, — ответил Гаррис.

— Потому что возьмешь меня с собой?

— Нет, потому что отец сказал, куда обратиться за помощью. За вооруженной мужской силой.

Пенелопа нахмурилась.

— Что-то я не слышала, чтобы он говорил что-либо подобное.

— Но он сказал. Когда упомянул наших египетских друзей. Они здесь, в Лондоне.

— На самом деле, насколько я помню, он пожалел, что их здесь нет.

— Да, прозвучало именно так, но в его словах содержался тайный код.

— Тайный код?

Она ему не верила. Гаррис не мог не согласиться, что все это выглядело несколько притянутым за уши.

— Он не хотел, чтобы дядя понял, но я уверен, что пытался сообщить, что наши египетские друзья здесь, в Лондоне.

— Он это сказал?

— Да. Сказал.

— Я не слышала.

— Но он это подразумевал.

— Ты уверен?

— Да.

В значительной степени.

— А он, случайно, не сказал, где именно в Лондоне мы можем их найти?

— В том доме, где я встречался с ними в прошлый раз.

Хотелось надеяться.

— И где это?

— За Рассел-сквер.

— А где мы сейчас?

— Видимо, в Уайтчепеле.

— О, — вздохнула Пенелопа, устремив взгляд в окно лавки с новым интересом. — Я впервые в этой части города.

— Ничуть не сомневаюсь и намерен вывезти тебя отсюда как можно скорее.

На что она просто улыбнулась, как будто они вышли в парк прогуляться. Проклятие, девчонка нарочно прикидывалась тупоголовой. Когда только до нее дойдет, что ее жизнь в опасности и повинен в этом он? Вместо того чтобы срочно отвезти ее домой, он завалил ее на грязный пол, и они предавались любви до умопомрачения. Она должна ненавидеть его. За все.

— Тогда отправляемся на Рассел-сквер, — сказала Пенелопа. — Как ты намерен туда добираться? Пешком?

Как будто у них имелись другие средства передвижения. Ее поразительный оптимизм вызывал досаду. Тем более что он знал, как драматически все изменится, когда восторг от их соития померкнет и на смену ему придет осознание того, что он с ней сделал.

Гаррис уже открыл рот, чтобы повторно объяснить ей, как важно, чтобы она не сопровождала его на встречу с египтянами, но спокойно позволить ему доставить ее прямо домой, — настолько прямо, насколько позволят темные улицы и поджидающие на них опасности, — как посторонний звук за окном привлек его внимание. Карета! Ее появление могло служить как хорошим, так и дурным знаком.

Гаррис подтолкнул Пенелопу к стойке с одеждой, которую они не опрокинули в пылу страсти.

— Спрячься, — прошептал он и скользнул в тень, чтобы взглянуть в окно.

Пенелопа возмущенно фыркнула, но осталась стоять за вешалкой. Гаррис выглянул на улицу. Стук колес и двух пар копыт приближался, разносясь эхом по узкому пространству между зданиями. Гаррис еще ближе подошел к окну, рискуя быть обнаруженным в лунном свете.

Появилась упряжка. К счастью, ни дяде Недли, ни его бандитам она не принадлежала. Но не была и наемным экипажем, на котором он мог бы отвезти Пенелопу домой.

Это ехал старьевщик.

Одинокий мул еле перебирал копытами, и телега — не карета — раскачивалась из стороны в сторону. Наваленные в нее разнородные предметы тоже мотались по всей телеге, дребезжа и звякая. При этом возница умудрялся каким-то образом дремать.