Тропою волка - Михаил Голденков

— Что ж, идея хороша, — усмехнулся Богуслав, — хитрюга ты все же, братко! Ой, хитрюга! Пожалуй, в этом в самом деле есть necessitatem[21]. Только думаю, что на бумаге мой слог не столь красив, сколь на устах.

— Не важно. Ты, главное, напиши. Нужно твое возвращение. Видишь, в Польше все более-менее утряслось: шведы и немцы ушли, Ракоши разбит и выплатил солидную контрибуцию. Скоро и царя додавим. В этом, уверен, есть и заслуга тех павших шести сотен наших гусар.

— Ну, котелок у тебя, Михал, определенно варит вкусные каши! И на фоне твоей мудрой дипломатии вот такой возникает вопрос, который я не успел тебе задать во Львове, на твоей свадьбе: как так получилось? Почему? Как ты так вляпался к этим Собесским с твоим-то умом?

Михал вздохнул и усмехнулся:

— Оно верно, все началось очень даже смешно и глупо.

Они, заложив руки за спину, шли по дворцовому коридору, а Михал вкратце рассказывал историю знакомства с Ката-жиной. Богуслав смеялся, аж слезы выступили из глаз.

— Это хорошая тема для французской комедии! — хлопал в ладоши и хохотал Богуслав. — Ты тоже можешь описать все это! Хоть бы и под чужим именем! Ну, братко, и ты не жалеешь, что вот так женился?

— Представь себе, уже нет. Даже счастлив! Тогда, когда я лежал с Катажиной в постели после всего, мне было так хорошо, как еще никогда не было! Я лежал и думал, что никуда бы не ушел — лежал бы с Катажиной так всю жизнь.

— Значит, влюбился, — усмехнулся Богуслав своей ироничной улыбочкой, — ну и слава Богу. А то я подумал было, что ты женился из своей знаменитой жалости и чувства сострадания. Или, — Богуслав скривил презрительно губы, — чтобы породниться с Собесским.

— А что такого уж плохого в Собесском?

— То, что он норовит окончательно стать поляком! Как и ты, между прочим. Еще чуть-чуть и…

— У соседних народов это, Богуслав, часто происходит. Вот Петр Кмит был краковским воеводой, поляком. А теперь Кмитичи — русские литвины! Твой любимый Карл Густав тоже с немцами переплелся ветвями.

— Плохой пример! — махнул перчаткой Богуслав. — Карл, Кми-ты… Кмиты, как раскидистый дуб, упираются своими ветвями во все стороны света. Ты лучше наш род возьми. В нашей семье были и немцы, и шведы, и голландцы, и поляки, однако мы всегда помнили свои корни, свой дом. Собесский — русский, живет в русском Львове, но считает себя, русского галицкого князя — поляком. Одни русские люди не видят ничего дурного в похожей польской мове и католицизме, тоже, вроде бы, похожей религии, другие не видят ничего особенно дурного в православии вроде бы тоже почти русского царя Московии… Так мы, братко, через сто лет вообще исчезнем. Поделят нас московиты и поляки! Pro pudor! (Каков позор! — лат.) Что же это за бесхребетность такая! Мне было противно наблюдать на вашей свадьбе всех этих пшекающих католиков. Уши режет, когда твоя Катажина постоянно вставляет в свою речь польские словечки!

— Мне, к примеру, не нравится, как ты вставляешь латинские словечки! Но я тебе об этом не говорю!

— Уже сказал. Хотя не обо мне речь. Твоя кабета хотя бы один язык в совершенстве знает?

Тень набежала на симпатичное лицо Михала. Богуслав говорил сущую правду — образование Катажины оставляло желать лучшего.

— Ты прав, Богуслав, грамматике она, может, обучена и плохо, но женской мудрости в ней сполна! — Михал нервно провел рукой по лбу. — А польский язык, так уж сложилось, им ближе. Но ты на это как-то слишком уж болезненно реагируешь! Я понимаю твою нелюбовь к полякам. Но давай будем честными: кто нам сейчас помогает в войне с царем? Шведы? Нет! Поляки все-таки!

— Да уж, — усмехнулся Богуслав, — помогают! Сегодня чуть во второй раз Литву москалям не сдали со всеми потрохами. А шведы, между прочим, пусть и не так, как хотели все мы, но единственные нас поддержали в начале войны. Хоть какие-то города, но защитили. А что делали поляки в те дни? Да они по собственной глупости с этими же шведами развязали войну! Вот закончится все, надо вернуться к временам Витовта- своего великого князя провозгласить! Тебя королем сделать! Чего улыбаешься? Наши радзивилловские земли по территории не уступают площади Бельгии! Ну, хорошо, не тебя, так меня! Что ты к этим полякам так прилип? Смотри, у норвежцев тоже есть свой король, признающий первенство то датского, то шведского! И мы, если надо, признаем главенство польского короля как главного монарха, но в случае войны у нас все же должен действовать свой король и свой главнокомандующий! И не надо будет сидеть и ждать решений из Варшавы. Из-за этой Варшавы, любый мой Михась, и польского короля всей Речи Посполитой нас не только варварская Московия поляками считает, но и просвещенная Франция! Раз король поляк — значит, все поляки. Княжество Литовское? Ну, наверное, это Восточная Польша — вот как думают французы и испанцы! И так и будет. Если мы страна, держава, народ, в конце концов, то нужен и свой король. Ведь не отказались мы от собственного сейма, от монеты собственной и армии!

— Ты прав, но, — Михал остановился и на каблуках по скользкому полу резко повернулся к Богуславу, — это нужно было делать до войны. Ты сам зачитывал про наши потери. Они просто ужасны. Отделяться от Речи Посполитой в такое сложное для Литвы время считаю преждевременным. Мы сейчас без Польши пропадем. Хотя свой король, конечно же — дело заманчивое.

— Только вначале нам нужен переходный король, — поднял вверх указательный палец Богуслав. — Что я имею в виду? Нужен такой польский король, который сам скажет о том, о чем мы только что говорили, и сам предложит двукоролевие. Иначе может вспыхнуть гражданская война. Я же хочу, чтобы переход к двукоролевию был amicabiliter compromistum[22]. Еще одной войны мы не выдержим. И вот теперь давай вернемся к нашим Собесским.

— К тому, что породниться с Собесским ты считаешь плохим делом?

— Наоборот! Твое родство с Собесским — это просто прекрасно!

Михал вновь остановился и удивленно уставился на Богуслава. Только что Богуслав поливал Собесского из всех орудий, а сейчас уже хвалил.

— Что-то я тебя не пойму, — Михал вопросительно упер круглый набалдашник своей трости в грудь кузена. Тот лишь лукаво улыбнулся:

— Сейчас поясню. Ты заметил, что наша семья после смерти твоего отца утратила всякое влияние на Яна Казимира?

— Как уж тут не заметить! — развел руки в стороны Михал. — Похоже, теперь лишь лапки Марии Гонзаго прочно руководят нашим великим князем.

— Так, Михась! И эти, как ты правильно выразился, цепкие лапки повернули нашего увальня лицом к Франции, словно с французами Польша подписала Люблинскую унию, а не с нами.

— Ты предлагаешь переизбрать короля?

— Ну, этого сейчас никто не позволит. На переправе коней не меняют — плохая примета. А вот после войны на трон Речи Посполитой понадобится новый король. Наследника у Яна Казимира так и не родилось. Француз не должен пройти никак, и, думаю, не пройдет. Кто же?