Черное Пламя - Стенли Вейнбаум

Тот предложил мне надеть шлем с расходившимися во все стороны проводами — они извивались, словно змеи на голове Медузы Горгоны — и устроиться в удобном кресле возле стола.

— Ты не забыл, как пользоваться прибором Хорстена? — спросил он, проверяя правильность подключения кабелей.

Кивок головы привел в движение многочисленные провода, и их легкий шелест эхом отозвался под шлемом.

Я вспомнил, как в первый раз — из чистого любопытства — воспользовался стимулятором. Мы все воспринимали тогда этот разрекламированный прибор как забавную игрушку. Интересно было наблюдать, как неопределенные цветные контуры и пятна под действием твоей мысли приобретали конкретные очертания и формы. Именно с этого момента и начиналась активная деятельность мозга, когда в работу включалось подсознание, вытаскивая наружу, казалось бы, намертво забытые тобой факты.

Затем Хорстен усовершенствовал прибор, установив дополнительные регулировки, расширяющие диапазон первоначальных фигур, и тогда его стали успешно применять в медицинской практике для диагностики и лечения разнообразных дефектов психики.

При этом сохранялась полнейшая конфиденциальность сеанса, поскольку окружавшие могли оценивать его результат лишь по реакции пациента, но никак не по изображению на экране. Для любого присутствующего экран оставался заполненным лишь все теми же неясными фигурами.

Тем временем ван Мандерпутц закончил свои манипуляции, выключил верхний свет в лаборатории и дал последние наставления:

— Постарайся сосредоточить свое внимание на каком-то ярком факте, который произошел вскоре после твоего финансового краха. Дай мне знать, как только картинка станет ясной. Именно в этот момент я подключу ВМ.

Я стал вглядываться в переливавшийся всеми цветами радуги экран, время от времени меняя положение настройки, и, наконец, совершенно отчетливо увидел себя самого, сидящего в какой-то комнате. Сделав знак профессору, я приготовился к чудесам.

Теперь я превратился в единственного зрителя кинофильма, главную роль в котором играл я сам. Вместо неопределенного шелеста в наушниках послышался реальный звук — это хлопнула дверь, и в комнату кто-то вошел. В кадре появилась женщина, и я с удивлением узнал в ней Уимзи Уайт, блиставшую какое-то время в балетных шоу-программах на телевидении.

Когда-то она стала причиной моей размолвки с отцом, который пригрозил лишить меня наследства, если я женюсь на этой особе. Она не отталкивала меня, но и не стремилась выйти за меня замуж, ожидая, вероятно, какой-то материальной определенности. Во всяком случае, стоило лишь мне поймать Фортуну за хвост и заработать в одночасье два миллиона, как она дала понять, что ничего не имеет против более тесных отношений.

Однако моя финансовая самостоятельность длилась всего год: биржевой кризис унес богатство, и я вновь оказался в полной кабале у отца. Помолвка с Уимзи расстроилась, но я почему-то пережил это довольно спокойно.

И вот теперь она оказалась передо мной — постаревшая, с расплывшейся фигурой, ничем не напоминавшая то воздушное существо, которое сводило меня с ума. Более того — она была явно недовольна мною.

— Я хочу немедленно вернуться в Нью-Йорк! — гневно заявила она. — Тебе, может быть, и льстиг кличка «консервного короля», но я ненавижу эту вонючую фабрику и твой гольф, на который ты тратишь все свободное время.

— У тебя же есть друзья, — возразил актер с моей внешностью. Кстати, он мне тоже не очень-то понравился: какой-то жилистый и хмурый. — Правда, они больше ценят не тебя, а те пышные приемы, на которые ты тратишься, не ведя счет моим деньгам. Лучше бы занялась своей внешностью — посмотри только, на кого ты похожа!

Этот диалог продолжался, как и предупреждал профессор, полчаса. Персонажи осыпали друг друга оскорблениями, хотя, по-моему, их материальный статус был весьма высок. Я вздохнул с облегчением, когда «просмотр кинофильма» подошел к концу и на экране вновь спокойно поплыли разноцветные облака.

По-видимому, профессор услышал мой вздох, поскольку тут же поднял глаза от книги и с любопытством поинтересовался:

— Ну, и каково впечатление?

— На мой взгляд, очень полезное зрелище, — убежденно проговорил я. — Пожалуй, мне не стоит сетовать на превратности судьбы: разорение спасло меня от еще более скверной напасти.

— О мой мальчик, ты даже не представляешь, как порадовал меня! — воскликнул профессор. — Я и прежде не сомневался, что сделал исключительный вклад в понимание человеком своего счастья. И твоя реакция — идеальное тому подтверждение! Обычно люди говорят: «Ах, я мог бы быть счастлив, если бы…» И вот теперь благодаря моему изобретению появилась возможность отказаться от глупых сожалений, потому что все могло бы стать значительно хуже!

Мы еще некоторое время побеседовали, и я смог вернуться домой далеко за полночь. Я не жалел о потраченном времени, напротив — мне показалось, что неуемная энергия старика каким-то загадочным образом проникла в меня, и теперь меня ждет совершенно новая жизнь.

Однако мои мечты растаяли на следующее же утро — я проспал и вновь опоздал в контору. Какая уж тут новая жизнь! Последовала очередная головомойка от главы фирмы, Н.Дж. Уэллса. Мне было сообщено, что своей безалаберностью я дискредитирую не только самого себя, но и то дело, которому мой отец посвятил всю свою жизнь. Он считал, что пора взяться за ум, поскольку я уже давно вырос из детских штанишек, хотя и веду себя подчас, как юный шалопай.

Я попытался доказать отцу, что мои опоздания не только не расшатывают устои бизнеса, но иногда весьма способствуют процветанию фирмы, и привел в качестве примера свою несостоявшуюся поездку в Москву. Н.Дж. разбил в пух и прах мои аргументы, заявив, что если бы лайнер не ждал непутевого Р. Уэллса лишние пять минут, транспортный британский самолет благополучно миновал бы точку столкновения. Так что на моей совести лежит тяжкий грех за погубленные души пассажиров лайнера.

Признаюсь, под таким углом зрения я свой поступок не рассматривал. Я не считал, что именно эти пять минут сыграли такую чудовищную роль в судьбах сотен людей. И в принципе даже не был уверен, что диспетчер действительно задержал рейс, а не просто отговорился обещанием пятиминутной форы, чтобы отделаться от нытья какого-то странного зануды. К сожалению, я не взглянул на часы, когда увидел старт самолета, и поэтому оказался неподготовленным к неожиданному выпаду отца.

Дальнейшую его воркотню я слушал невнимательно, поглощенный размышлениями об ужасном стечении обстоятельств. Увидев бессмысленность своих слов, он отправил меня в офис, взяв предварительно обязательство впредь стать более пунктуальным. Я рассеянно пообещал это, но, конечно, на службу в этот день не вернулся: мне надо было обдумать услышанное.

«Что было бы, если бы?..» На этот вопрос мне мог бы ответить только один человек — Гаскел ван Мандерпутц. Где-то рядом с нами существовали гипотетические следствия всех наших поступков, и только он один мог бы приоткрыть над ними завесу тайны.