Суперканны - Джеймс Грэм Баллард

— А ты где была?

— В постели. — Джейн передернуло, и шелк халата пошел волнами. — Он был слишком уж пьян.

Я сел на пол и прикоснулся к ее разордевшейся щеке.

— Джейн, нам нужно уехать отсюда.

— Сейчас? — Она схватила свою сумочку, словно уцепилась за спасательный круг. — Я не могу, Пол. Я приняла лекарство.

— Опять диаморфин. Ты себя убьешь.

— Я в порядке. — Джейн сжала мою руку — врач, успокаивающий взволнованного родственника. — Я знаю, сколько можно. Вот для чего полезно медицинское образование. Всем врачам в клинике нужно что-нибудь, чтобы расслабляться…

— Давай сегодня соберемся и уедем в Лондон. Утром мы уже можем быть в Лионе. Джейн, мы слишком задержались в «Эдем-Олимпии».

— Я останусь, — говорила она сонным, но твердым голосом. — Я здесь по-настоящему счастлива. А ты — разве нет? Поговори с Уайльдером.

— Я уже говорил. Он внизу, смотрит свою порнуху.

— Счастливчик. А мне приходится возиться с какой-то бельгийской туфтой. Ален и Симона слишком уж целомудренны — в своем роде…

— Ты из-за них деградируешь.

— Я знаю. Поэтому-то я и стала хиппи — хотела узнать, смогу ли сладить с собой. Потом все эти халаты и грязные ноги начали доставать, вот я и пошла во врачи.

— Грязные ноги у тебя остались.

— А ты все же влюбился в меня. Я не мылась неделями. Теперь у меня чистые ноги, но я снова становлюсь грязнулей. Правда, я делаю свое дело, и это не имеет значения. — Устав от разговора, она приткнулась щекой к кафельной стенке. — Уезжай, Пол… Просто возьми и уезжай отсюда. Возвращайся в Лондон.

В ночное небо устремились фейерверки — рубиновые и бирюзовые зонтики образовали над Суперканнами огромные купола, балдахины впору для халифского трона. Они бледнели, как наркотический сон, и сливались с чернотой. Мерцание вспышек вдоль Круазетт ознаменовало окончание еще одной премьеры, и, прорезая светом автомобильных фар листву пальм, кавалькада машин тронулась от Дворца фестивалей. Толпы не обращали внимания на самурая с крыши «Нога Хилтон», который направил свой меч в сторону прибрежных ресторанов, где вовсю шли приемы, организованные отдельными студиями.

Я взял бокал с шампанским у курсирующего в толпе официанта и подумал о Джейн, которая спала, притулившись к биде в номере на четвертом этаже. Несмотря на мою коленку, я был в силах отнести жену в такси, потом перегрузить в «ягуар» и, прихватив паспорта, отправиться на север. Но мною опять овладели сомнения, как и в тот раз, когда я отложил свой визит в полицию с доносом на Уайльдера Пенроуза. Отчасти я был в обиде на Джейн за то, что больше ей не нужен. Я знал, что она уйдет от меня на первой станции обслуживания по дороге в Париж, остановит первую попавшуюся машину, идущую в Канны, и даже назад не оглянется. Если я кому и был теперь нужен, так это Пенроузу и его боязливой мечте о социальном безумии — той же авиакатастрофе, из-под обломков которой, как заметила Джейн, мне еще предстояло выбраться, но в большем масштабе.

Группа выкрутила мощность усилителей на максимум, в воздухе вибрировали исполинские волны звука. Социальное расслоение гостей наконец дало слабину. Предприняв крестьянский бунт на новый лад, юристы, чиновники и полицейские начальники поднялись на вторую террасу, и актеры с прокатчиками потерялись в их толпе. Словно готовясь к худшему, банкиры и продюсеры на третьей террасе заняли позицию спиной к вилле Гримальди. «Ансьен-режим»[34]оказался перед лицом революции, которой страшился более всего: восстанием профессиональных каст, работавших по кабальному найму.

На нижней террасе остались Франсес Баринг и Цандер — они танцевали у бассейна. Цандер держал свой смокинг, как плащ матадора, а Франсес словно бы пыталась его боднуть. Потом другая игра — он гонялся за ней вокруг бассейна. За ними с трамплина для прыжков наблюдал Гальдер, его темная фигура почти растворялась на фоне ночи.

Увидев меня, Франсес махнула сумочкой. Она шепнула что-то Цандеру, увернулась от него и пустилась прочь от бассейна. Она обняла меня — от нее так и несло одеколоном Цандера.

— Пол, никогда не танцуй с агентом секретной службы. Возможно, я беременна. Ты не против, если мы поедем?

— Давай. — Я был рад ей, но повернулся к Цандеру, который пытался попасть в рукава своего смокинга. — Только мне нужна одна минута.

— А что такое?

— Мне нужно перекинуться парой слов с Цандером. — Я повел плечами. — Он сейчас станет первым в моей жизни полицейским, которому я дал по морде.

— За что? — Франсес ухватилась за мою руку. — Я пошутила. Ты говоришь, как какой-нибудь викторианский папаша. Да он ко мне даже не прикоснулся.

— Он прикоснулся к Джейн. — Я смотрел, как Цандер приближается к нам, улыбаясь во весь рот своей порочной улыбкой, словно наш совместный вечер должен только начаться. — Франсес, подожди меня здесь. Я быстро.

— Пол! — ее крик на мгновение заглушил музыку. Она тряхнула головой, когда Гальдер поравнялся со своим шефом. — Не хватало мне только смотреть, как вы тут будете махать кулаками.

— Ты права… — Я увидел, как Гальдер предостерегающим жестом поднял свою тонкую руку. С Цандером я бы еще мог разобраться, но Гальдер для меня был слишком резв. — Мы уходим — с Цандером я поговорю в другой раз.

— Как там Джейн? — Франсес вела меня по дорожке к автомобильной парковке. — Что с ней случилось?

— Ничего. Цандер чуть переборщил, ухлестывая за ней.

— Сочувствую. — Франсес протянула билет парковщику, а потом вцепилась в мою руку. — Забудь о Цандере. Он не имеет никакого значения. Никто из нас не имеет значения.

— Именно это мне и сказала Джейн. И я почти поверил…

Мы ехали по дорожке к выходу, следуя за «кадиллаком» саудовского посла. Заставляя себя не думать о Цандере, я отдавал себе отчет в том, что еще раз спасовал перед более сильным противником, каким была «Эдем-Олимпия». Бизнес-парк устанавливал свои правила и эффективно нейтрализовывал наши эмоции. Насилие и агрессивность были позволительны только в рамках лечебного режима, установленного Уайльдером Пенроузом, который дозировал их, как опасное и редкое лекарство. А вот драка у бассейна виллы Гримальди на глазах у собрания судей и полицейских начальников, с участием немного истеричного Гальдера и барахтающегося в воде Цандера, стала бы чем-то из ряда вон, настоящим сюрреалистическим зрелищем, истинным прорывом к свободе. У меня возникло искушение попросить Франсес вернуться.

— Пол… — Она похлопала по моей больной коленке, пробуждая меня от моих грез наяву. — Посмотри-ка…

Она показала на пятачок между ухоженной лужайкой и оранжереей, где мы оставили машину после происшествия в Фонде Кардена. Два новехоньких черных «мерседеса» — словно только-только из автосалона — стояли на цветочных клумбах. За ними виднелась карета скорой помощи: окна задернуты занавесками, сигнальный маячок выключен, водитель и санитар дремлют на переднем сиденье.