Эпидемия. Начало конца - Стив Альтен

Как и ранее, первое избиение имело место на Страстной неделе. В ночь на Вербное воскресенье, 13 апреля, христиане Тулона совершили нападение на еврейский квартал. Людей вытаскивали на улицы и убивали прямо на месте. Дома грабили, выносили все самое ценное, прежде всего деньги, а затем поджигали. Тела убитых без одежды потом волокли по улицам города.

От Тулона погромы распространялись быстрее чумы. Огонь выжигал целые еврейские деревни. В некоторых случаях христиане предлагали спасти маленьких детей, крестив их, но матери отказывались идти против своей веры и, прижимая детей к груди, шли на костер.

На Пасху распространился слух, что евреи распространяют чуму, отравляя колодцы и родники. Хотя эти обвинения против евреев были похожи на те, что выдвигались против прокаженных в 1321 году, люди в них с легкостью поверили, особенно после того, как в Шильонском замке, в Швейцарии, у нескольких евреев под пытками вырвали признание в том, что местный хирург-еврей и его мать изготовляли чумной яд.

Пока я пишу эти строки, страшное зло творится по всей Европе. Обвиняя в чумном море евреев, чернь льет воду на мельницу Сатаны. Вместо покаяния в своих грехах люди думают, что их деревню можно спасти, если истребить в ней всех иудеев. То, что и евреи умирают от чумы, никак не разубеждает этих фанатиков. Особенно стараются те, кто ходит в должниках у ростовщиков-евреев.

Три сотни иудеев были убиты на прошлой неделе в Тарреге, еще несколько дюжин в Барселоне. Каждый день выдумывают новые пытки и казни. Последней выдумкой погромщиков стал терновый венец, который надевают на голову еврея. Затем его бьют по голове дубинкой, вгоняя шипы в тело, пока бедолага не умирает.

Моровое поветрие стало не только оргией смерти. Оно превратилось в вакханалию аморальности. Наши страхи и ненависть вынесли на поверхность отвратительные черты характера человека. Моя душа истекает кровью из-за деяний моих соотечественников. Я говорил с Климентом VI. После этого папа подписал буллу, сообщающую о том, что евреи неповинны в распространении эпидемии, ибо чума не щадит ни христиан, ни евреев.

Но убийства не прекращаются.

А тем временем Климент VI вместе с кардиналом Колонна покинули папский дворец в Авиньоне и перебрались в Этуаль-сюр-Рон. Перед отъездом он пообещал, что прикажет и впредь разводить в жаровнях огонь.

Я отказался от предложения папы последовать за ним. Я — главный хирург, и мое место в Авиньоне. Впрочем, у меня была еще одна причина отказаться от предложения папы: кажется, я заболел.

Гвидо

Кто недостойно тратил и копил,

Лишен блаженств и занят этой бучей;

Ее и без меня ты оценил.

Ты видишь, сын, какой обман летучий

Даяния Фортуны, род земной

Исполнившие ненависти жгучей:

Все золото, что блещет под луной

Иль было встарь, из этих теней бедных

Не успокоило бы ни одной.

Данте Алигьери. Ад

20 декабря

Берег реки Гудзон

Северный Манхэттен

23:04

8 часов 59 минут до предсказанного конца света

Патрик Шеперд открыл глаза.

Дождь со снегом закончился. Тучи над головой рассеялись, и мужчина увидел звезды.

— С тобой все в порядке, сынок? Ты потерял сознание. Патрик взглянул на Вирджила, стоящего возле него на коленях.

— А что произошло?

— Баржу взорвали, — объяснил старик. — Думаю, это был управляемый снаряд. Тебя контузило взрывной волной.

— А все те люди на барже…

— Они умерли так же, как и жили, думая только о себе.

К Шепу вернулась память.

— Вирджил! Я видел его! Он стоял на берегу за секунду до взрыва.

— Кто стоял?

— Ангел Смерти. Мрачный Жнец. Он следует за мной после падения вертолета!

— Успокойся.

— Это не из-за вакцины, Вирджил! Я не страдаю галлюцинациями! Ты должен мне поверить.

— Я верю тебе.

Патрик увидел выражение глаз старика.

— Ты его тоже видел? — спросил он.

— Не в этот раз… Души грешников взывают к нему. Послушай, мы должны торопиться, если хотим найти твою семью. Ты можешь идти?

Патрик поднялся на ноги и почувствовал легкое головокружение. Он не помнил, когда ел в последний раз. Шеп с трудом мог припомнить, как его зовут. Он оглянулся, не зная, куда идти.

На берегу повсюду валялись тлеющие обломки и человеческие останки. Тела обгорели до неузнаваемости. То тут, то там Шеп видел оторванные руки и ноги, головы и не поддающиеся идентификации части тел.

На юге горизонт Манхэттена тонул во тьме. Черные громадины небоскребов устремлялись вверх, словно далекая горная цепь. На востоке небо озаряли спорадические вспышки оранжевого света. Рельеф местности не позволял спутникам разглядеть источник этого свечения. Дорога обратно в город шла вверх по крутому склону, а затем по въезду на эстакаду автострады. Уставшее тело Патрика вряд ли справилось бы с такими физическими нагрузками.

— Вирджил! Я не думаю, что у меня хватит сил еще раз взбираться наверх.

— Я знаю другую дорогу, — сказал старик, протягивая товарищу полированную деревянную коробочку. — Не забудь ее. Помни, что ты нужен своей семье.

Взяв Патрика под локоть правой руки, старик повел его обратно, по направлению к парковой автостраде Генри Гудзона, по узкой асфальтированной дорожке, которая пересекалась с Риверсайд-драйв.

Чайнатаун

23:09

Бум… Бум… Бум… Бум… Бум…

Равномерные удары безжалостно выталкивали ее из черноты забвения. Звуки привлекали ее, словно рыбу извивающийся на крючке червяк.

Бум… Бум… Бум… Бум… Бум…

«Какая досада… Дайте мне поспать…»

Бум… Бум… Бум… Бум… Бум…

Гави Кантор открыла глаза. Девочка горела в бреду.

Лампочка без абажура. Непокрытый простыней матрас. Тяжелый запах спермы. Бессвязная человеческая речь.

Бум… Бум… Бум… Бум… Бум…

Глазами удивленного котенка Гави смотрела на пакет для внутривенного вливания, покачивающийся высоко над ее головой. Расширенные зрачки медленно проследили за пластиковой трубкой, которая, извиваясь, спускалась вниз к ее руке. Одурманенный наркотиками разум с трудом мог отделить кошмар от действительности. Наконец ей это удалось. Гави застонала.

— Помогите… Кто-нибудь… пожалуйста…

Звук отдавался эхом в ее сознании, пустом и исковерканном. Девочка попыталась приподняться, но обнаружила, что ее руки и ноги привязаны к кровати ремнями.