Ни слова о любви - Вера Фальски

Сабина потеряла дар речи. Она ничего не делала по дому? Ну, может, ее и впрямь трудно было назвать идеальной домохозяйкой, но как у этой соплячки язык поворачивается предъявлять ей такие упреки? С тех пор как Ружа вошла в переходный возраст, она ведь и пальцем не пошевелила, чтобы помочь в чем-нибудь, что не касалось бы ее непосредственно! Действительно, когда Сабина была еще замотанной журналисткой, в их доме царил некий хаос — за уборку она принималась лишь тогда, когда кучи сваленных предметов начинали опасно покачиваться. Кроме того, нередко им случалось есть готовые блюда из кулинарии, но ведь и они, так или иначе, не сами собой появлялись в холодильнике. А когда Сабина стала уже популярной писательницей, ей не обязательно было заниматься домом лично — она могла позволить себе оплачиваемую помощницу и не видела ничего дурного в том, чтобы такой возможностью пользоваться. Но, разумеется, когда сам ни о чем не заботишься, то даже не осознаешь, что кому-то все же приходится все это для тебя организовывать.

— Я столько лет сидела дома, в обществе разве что моих вымышленных персонажей, что теперь такая динамичная работа мне только в радость. — Она решила не поддаваться на провокацию и спокойно пояснить Руже, почему так полюбила пансионат. — Здесь все время что-то происходит, каждый день не похож на предыдущий. А что самое главное — я очень сблизилась с людьми, с которыми работаю. — Она все не теряла надежды пробудить наконец в дочери хоть какие-то человеческие движения души.

Но надежда оказалась иллюзорной. Девчонка надула губы.

— Небось, с этим lover boy[82]? — Она улыбнулась неприятной улыбкой.

— Оставь эту чушь. — Сабина сумела выдержать взгляд дочери. Прояви она хоть тень слабости — это был бы конец. — Не могла бы ты хоть иногда отбрасывать свой цинизм? Если ты и дальше будешь на все и на всех плевать, тебе придется очень нелегко в жизни.

Но Ружа лишь пожала плечами, и Сабина почувствовала, как силы вдруг покинули ее.

— Знаешь что, не стоит весь день мучиться, раз уж тебе здесь так не нравится. Возвращайся домой, или, я не знаю, сходи на пляж, хотя пляж — это для тебя наверняка слишком банально… В общем, делай то, что тебе хочется. Но я не желаю, чтобы ты так отвратительно вела себя с людьми, которые мне дороги.

— Да нет, я все же останусь. Вообще-то я могу съесть breakfast[83]. — Дочь опять огорошила ее, развернулась и ушла, оставив ее одну в крохотной каморке.

«Эта девчонка меня замучает! Если до конца дня меня не хватит удар, это будет чудом».

Какое-то время Сабина наслаждалась тишиной, воцарившейся после исчезновения Ружи. Но все равно она знала, что дышать полной грудью не может. Пока дочурка-чертовка рядом, Сабина вынуждена передвигаться по минному полю. «Надо найти для нее какое-то занятие, чтобы она не торчала здесь все время. Ничего хорошего из этого не выйдет, — думала она. — Вот что: позвоню-ка я Анджею. Пускай он велит ей возвращаться в Варшаву. Раз уж они друг друга так облизывают, а Доброхна такая замечательная, так пусть Ружа с ними и живет». Но этот план Сабина вынуждена была отбросить, не успев даже как следует обдумать: любовь Ружи к комфорту не оставляла шансов, что она согласится отправиться на Хомичувку. «А может, действительно обратиться к Люцине? Пускай она устроит ей этот идиотский кастинг, все равно ничего из этого не выйдет, а соплячка, по крайней мере, не будет сидеть у меня на голове и отравлять мне жизнь». Но стоило Сабине об этом подумать, как ее тут же залило волной жгучего стыда. «Я самая ужасная мать в мире! А поскольку и Ружа на конкурсе самых ужасных дочерей вполне могла бы рассчитывать на призовое место, мы с ней попросту друг друга стоим!»

И тут очередная мысль заставила ее вскочить из-за стола. Надо как можно скорее объяснить ситуацию Борису. Пока Ружа здесь, нужно объявить абсолютное эмбарго не только на домашние свидания, но и на все тайные пересечения тет-а-тет на работе, на поглаживания украдкой и сорванные на бегу поцелуи, когда никого нет поблизости.

Она направилась в кухню, намеренно с черного хода, чтобы не проходить через ресторан и не наткнуться на Ружу. Но первым человеком, которого Сабина увидела в кухне, оказалась именно… Ружа. Она стояла за спиной у Бориса на опасно близком, с точки зрения Сабины, расстоянии — то есть почти висела на нем.

Парень составлял блюдо de marisco[84] — авторскую комбинацию закусок родом как с балтийского побережья, так и из Средиземноморья.

— При твоем-то лице и теле? Я уже вижу тебя на рекламных плакатах Таймс-сквера, — рассуждала она у него над ухом. — Кляйн[85] все время делает ставку на традиционную мужскую внешность, плевать он хотел на эту моду на женоподобных. Хорошо очерченная челюсть, выразительный взгляд, идеально скульптурная грудь, ну и кое-что в штанах — мы же говорим об underwear commercial[86]. Смотрю я на тебя и вижу — все совпадает. У тебя есть шанс, bro[87].

«Господи Иисусе, неужели я это и взаправду слышу?» Наблюдать за таким нескрываемым флиртом в исполнении собственной дочери — это было уже слишком.

— Ты считаешь? — Кажется, в голосе Бориса прозвучала кокетливая нотка?! — Я никогда не пробовал позировать фотографам. Не думаю, что у меня получилось бы.

— Не попробуешь — не узнаешь, darling[88]. Я торчу в Нью-Йорке уже немало времени, вращаюсь среди всех этих людей. Я знаю, кто годится, а кто нет. New York is the center of universe[89], старик. Fame[90] или бабки открывают перед тобой любые двери. А если ты попадешь в большую рекламную кампанию, то получишь и первое, и второе. Будешь гулять на вечеринках с самыми красивыми и талантливыми людьми мира. Все захотят с тобой познакомиться. Exciting, isn’t it?[91]

— Наверняка. — Он обернулся к ней, улыбаясь, и подмигнул, а Сабина почувствовала укол в сердце.

Ружа не отступила назад — не дала ему пройти.

— Хочешь кальмаров? — спросил он, кивая на блюдо, которое держал в руках.

Девушка с видом искусительницы взяла пальцами жареного моллюска и медленно, чувственно отправила его в рот. Борис улыбнулся еще шире и обошел ее, направляясь в зал. Она посмотрела ему вслед и тряхнула своим зеленым хвостом, завязанным сегодня высоко на макушке. Усмехнулась.