Роза Тибета - Лайонел Дэвидсон

мысль, что его больше ничто не сможет напугать; но тогда он понял, что это неправильно, потому что, когда он шел между ограждениями, его волосы встали дыбом. У него была фантастическая идея, что на людей и животных, которые, казалось, смотрели на них с обеих сторон, было наложено какое-то заклинание; что все они окаменели в лунном свете; или что он сам и его спутники стали невидимыми. Он обернулся, чтобы посмотреть, осознает ли это и мальчик, и увидел, невероятно, что он снова спит; и что настоятельница спит, и что лошадь и мул, казалось, тоже спят; и не мог быть уверен в одурманивающем лунном свете, что он не в себе.спит.

Никто их не остановил. Ни одна собака не пришла на разведку. Как призраки, они молча прошли через лагерь и к половине шестого достигли гор на другой стороне. Луна все еще была на небе. Хьюстон продолжал. Луна зашла на полчаса позже, но он все еще продолжал идти; потому что он знал, что если остановится, то просто упадет. Он потерял контакт со своими язвами. Казалось, он потерял контакт со всем. Казалось, не было никаких причин, по которым он не мог бы продолжать в том же духе вечно.

Он знал, что мальчик снова проснулся.

‘ В котором часу, сахиб?

"Я ничего не вижу’.

‘Луна зашла. Сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули равнину?’

На этот раз Хьюстон вообще не ответил, потому что, как он и боялся, после остановки все его силы ушли. Он обнаружил, что необъяснимым образом схватился за ногу лошади, и для этого ему пришлось потянуться вверх.

‘Сахиб, сахиб, держись. Не спите еще, сахиб. Я не могу нести тебя.’

Мальчик был рядом с ним, и он улыбался ему в лицо, говоря ему, что он далеко не спит, очень далеко; а потом он заснул, и знал, что спит, и попытался на мгновение остановить жужжание, чтобы услышать, что говорит мальчик. Что-то о его ногах; что он должен что-то сделать со своими ногами. Но он не мог найти ножки, они исчезли, оставили его, положительно, не будут найдены; и ему пришлось оставить попытки, пришлось открыться на повелительное жужжание, и он открыл, и жужжание влетело, и уселось ему на ухо, и оно жужжало.

Был день, когда он проснулся. Было половина четвертого. Он посмотрел на свои часы и завел их. Настоятельница была там. Мальчик был там. Там были мул и лошадь. Все присутствующие. Он попытался пошевелиться, чтобы встать, но не смог пошевелиться. Он не был сонным; просто его переполняла огромная усталость. Он огляделся и увидел, что это не пещера, а большой выступ; первое место, которое, должно быть, нашел мальчик. Это было опасное место. Это было слишком опасное место для их пребывания. Он заснул, думая о том, как это опасно.

Они пробыли еще один день в этом опасном месте. Ни мальчик, ни лошадь не проснулись бы на первом. Хьюстон пытался, но не смог их разбудить. Он разорвал бинты мальчика и обнаружил, что рана мягкая и желтая. Он насыпал еще одну пудру. Осталось двое, потому что у солдат было четверо на двоих. Они также съели пакетик чая и пакетик масла, маленький пакетик тсампы и еще один пакетик риса, восемнадцать таблеток мясного экстракта и четыре маленьких кусочка сушеного мяса.

Хьюстон и девушка ужинали вечером.

Позже они снова заснули.

Ринглинг проснулся на второй день, но лошадь все еще спала. Она спала лежа с закрытыми глазами. Хьюстон несколько минут пыталась пинать его ногами.

‘ Это никуда не годится, сахиб. Лошадь больна.’

‘Что же делать?’

"Нужно сделать только одно", - сказал мальчик по-английски, глядя на настоятельницу.

‘Ты можешь идти?’

‘Я могу ходить. Мы могли бы использовать мясо, сахиб.

‘ Хорошо, ’ сказал Хьюстон.

Мальчик убил лошадь ближе к вечеру, пока настоятельница спала, освежевал ее и привязал мясо к тюкам.

Они ушли, как только стемнело.

‘Чао-ли, мальчику больно. Он, должно быть, шел два часа. Если он пожелает, я пойду пешком.’

‘Тебе больно?’ Сказал Хьюстон.

‘ Нет, сахиб, нет, ’ сказал мальчик. Он неуклюже ковылял по обледенелой тропе, держась за плечо. ‘С благодарностью Матери’, - сказал он. Он ни разу не взглянул на нее и не обратился к ней напрямую.

‘Он знает, где мы находимся?’

‘Ты знаешь, где мы находимся?’

‘Впереди есть место демонов ветра’.

‘Должен ли он беспокоить демонов ветра?’

‘Это необходимо?’ Сказал Хьюстон. Он устал от своей роли посредника; но он знал, что будет еще более утомительно игнорировать это, потому что ни один из них не будет говорить с другим, кроме как через него.

"Там есть убежище отшельника", - сказал мальчик. ‘ Мы могли бы отдохнуть в яме, сахиб.

‘Известен ли нам отшельник?’

‘Знаем ли мы его?’

‘Святой отшельник мертв. Он умер два года назад. Из ближайшего каравана послали за десятью из нас, чтобы мы присутствовали на его похоронах. Сам настоятель направил дух святого отшельника.’

"Да, я помню", - сказала девушка. ‘Я благословил этого отшельника. Неразумно, Чао-ли, тревожить дух отшельника или духов ветра. ’

"Это неразумно", - сказал Хьюстон.

‘Сахиб, это лежит на нашем пути. Никто не осмелился бы пойти туда. Оттуда всего шесть часов до перевала в Чумби. Перевал скоро будет заблокирован, сахиб. Мы должны добраться туда быстро.’ ‘Разве он не знает другого способа, Чао-ли?’

‘ Каким другим путем? Сказал Хьюстон.

"Сахиб, если мы сойдем с этой дороги, нам придется идти через горы. Я не знаю, сможем ли мы это сделать. Я не знаю, сколько времени это займет. Место дьяволов ветра - самый мудрый выбор. ’

"Я должна увидеть это место", - сказала девушка.

Потребовалось несколько часов, чтобы добраться. Тропа постепенно сужалась и внезапно сузилась еще больше, так что это была уже не тропа, а скорее расщелина в горах. Ветер дул им в спину с необычайной силой, словно какой-то покрытый подушками паровоз тянул их вперед. Он дул ровно, без порывов, на одной высокой ноте, особенно сильно действовал на нервы, и Хьюстон, спотыкаясь, идя гуськом в кромешной тьме, хорошо понимал, что его можно принять за злобный голос какого-нибудь дьявола.