Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - Дмитрий Бавильский

Сбоку от него, наискось от кафедры, стоит памятник Джузеппе Маццони (почему не Марко Датини, он ведь тоже, подобно Маццони, родился и умер в Прато?), о котором Малапарте писал в «Проклятых тосканцах», что спина его «закрывает мне почти всю площадь, думаю, самую воздушную и светлую по всей Тоскане, и в центре – розовое пятно фонтана из мрамора изумительного телесного цвета…»

Официально фонтан называется Pescarorello, но местные величают его «утиным» из-за мраморных птиц, сидящих на краю бассейна. Если по итальянским меркам, это совсем новодел 1861 года. Приезжая сюда, Малапарте любил селиться прямо на Пьяцца дель Дуомо в старинном отеле «Stella d’Italia»122 (бывшее Палаццо Вестри построили на месте церкви Сан-Джованни-Ротондо) и смотреть из окон своего номера123 на собор, на памятник и на фонтан.

Кафедральная площадь в Прато маленькая, точнее низкая, из-за чего кажется срезанной, что ли, ополовиненной в высоту, город же давным-давно разросся за оборонительные стены. Я и потерял массу времени из-за того, что припарковался у живописных оборонительных руин, превращенных в парк-квест, и некоторое время бродил среди них в одиночестве, пока не увидел вдалеке «главные» колокольни, оказавшиеся совсем в другой части города.

Прато возник из слияния двух городов – борго у замковых руин (его не разрушали враги, он попросту не был достроен) и того, что называется теперь «историческим центром»; граница между ними весьма ощутима, кстати.

Туризма здесь не очень много, что всегда радует, хотя группы, говорящие на разных языках, встречаются регулярно. Но по тому, как ведут себя местные, видно же, что этот город для своих и туризмом он не особенно промышляет, у него какие-то иные фенечки и приблуды. Притом что до Флоренции здесь 20 минут на электричке и ходят они почти ежечасно, «дыхание столицы Ренессанса» совершенно не ощущается: на первый взгляд, Прато – совершенно самостоятельная величина и сам по себе «столица текстиля», которым Флоренция торговала и с которого очень даже себе жила124.

Ткани были важнейшей составляющей ее богатства и основой международной торговли. Однако ткацкие фабрики и мастерские, работающие на Флоренцию, были разбросаны по всей ближайшей Тоскане, из-за чего Прато многими воспринимается как город-спутник, но это не так. Мой эксперимент с отсутствием Флоренции в нынешнем путешествии, больше занятом промежутками, чем городами, и городками, нежели «столицами», всячески подтверждает это.

Средневековый город сплелся и перемешался с торговыми улицами и площадями более поздних, совсем уже буржуазных времен, вплоть до модерна, что превращает Прато в среднестатистический европейский городок повышенной комфортности без особых спецификаций. Ну или это мне так кажется после многочисленных мест, замороченных своей сокровенной идентити.

Кажется, в Прато я поймал важное для себя ощущение, которое еще толком не сформулировано, но я его постоянно обдумываю. В Пизе я не ходил по музеям, стало неинтересно следить за вынужденными, половинчатыми институциями, в Прато же совсем я не расстроился из-за того, что перекрыт доступ к фрескам, так как город – сам по себе фреска, созданная ровно на один световой день, который я и запланировал посвятить ему.

Он ведь, подобно стенописи, тоже привязан к конкретному месту, с которого его невозможно сдвинуть125. Он тоже предлагает лишь видимость доступности и постижения, хотя все его черты за один день способны складываться только в случайном порядке.

Ну и, наконец, для меня он существует как видимость и данность только тогда, когда я смотрю на него. А за Липпи следует ехать в Лукку – там в соборе Сан-Микеле-ин-Форо по правую руку от алтаря висит его зареставрированная до состояния глянцевого журнала картина «Святые Елена, Иероним, Себастьян и Рох». Так вот завтра и поеду.

Причем уже за сыном, а не отцом.

Вход в Музей Дуомо, как я уже говорил, в низине под колокольней. Из которой в удлиненный трансепт с пятью капеллами имеется проход: в крайней левой росписи не сохранились, а крайне правая Капелла Виначчези – та, что сразу же напротив входа из музейного подземелья, – расписана в позапрошлом веке академистом Алессандро Франки сценами из ветхозаветных времен. Мы ее тоже пропустим, она скучна и отнимает массу сил, несмотря на выверенность выхолощенных композиций и действенную лазурь фона126.

Прежде чем перейти к центральной Капелле Маджоре, обязательно заглянем в Капеллу Ассунта, вторую справа. Расписывали ее ренессансные Андреа ди Джусто, которому достались две фрески нижнего (самого доступного) этажа, и его ученик, Паоло Уччелло, которому достались два верхних ряда. Полноценно рассмотреть их можно лишь в интернете – на сайте WGA.HU.

На одной стене помещены три этажа историй о земной жизни Богородицы, на другой – три эпизода жития первомученика Стефана, титульного святого собора.

Найти изображения этих работ просто необходимо, так как, кажется, это лучшие по сохранности работы Уччелло – художника крайне редкого, от наследия которого остались лишь жалкие крохи (меньше даже, чем от Пьеро делла Франческа).

«Погребение Стефана», а также «Обручение Марии и Иосифа» Андреа ди Джусто – две фрески, густозаселенные фигурами в ярких и складчатых одеждах, которым еще лишь предстоит стать людьми. О Джусто пишут как о подражателе и эклектике, поэтому, чтобы создать правильное впечатление от его решений в Капелле Ассунта, важно упомянуть о стилистических и интонационных, а также цветовых отсылках к Фра Анджелико и Мазаччо.

Жаль, конечно, что росписи Уччелло находятся выше, а поставить в капелле подмостки пока не догадались (уверен, что подъемные механизмы для приближения к уникальным потолкам вроде микеланджеловского в Ватикане – вопрос времени): очень уж репродукции WGA.HU отфильтрованы.