Рокоссовский - Борис Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В апреле на Центральном фронте побывала комиссия из Москвы во главе с членом ГКО Г. М. Маленковым. В нее вошли начальник тыла Красной армии А. В. Хрулев, заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов. Вместе с ними прибыл первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии и начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко, назначенный членом военного совета Центрального фронта.
По предложению членов комиссии Рокоссовский написал записку Сталину. Константин Константинович так передает ее содержание:
«В записке кратко оценивалась обстановка, сложившаяся на южном крыле советско-германского фронта в результате зимней кампании 1942/43 года, и высказывались некоторые предположения на лето 43-го. В ней отмечалось, что наиболее вероятным участком фронта, где противник летом 1943 года попытается развернуть свое решительное наступление, будет Курская дуга. Там он постарается совершить то, что ему не удалось зимой, но уже большими силами. Продолжающаяся переброска войск в район Орла и севернее подтверждает возможность таких намерений противника, а конфигурация фронта способствует их осуществлению. Я подчеркивал настоятельную необходимость создания мощных резервов Верховного Главнокомандования, расположенных в глубине (восточнее Курской дуги), для отражения удара крупных вражеских сил на курском направлении.
Обращалось внимание и на несколько непонятное положение в управлении войсками, когда начальник Генерального штаба вместо того, чтобы управлять из центра, где сосредоточены все возможности для этого, убывает на длительное время на один из участков фронта, тем самым выключаясь из управления. Заместитель Верховного Главнокомандующего тоже выбывает на какой-то участок, и часто получалось так, что в самые напряженные моменты на фронте в Москве оставался один Верховный Главнокомандующий. В данном случае получалось „распределенческое“ управление фронтами, а не централизованное. Я считал, что управление фронтами должно осуществляться из центра — Ставкой Верховного Главнокомандования и Генеральным штабом».
По утверждению Рокоссовского, «используя все возможности, мы к началу сражения смогли довести численность стрелковых дивизий только до 4,5–5 тыс. и лишь отдельных — до 6–7 тыс. человек (в другом месте Константин Константинович уточнил, что дивизий численностью 6–7 тысяч человек было всего четыре. — Б. С.). В то же время (по вполне достоверным данным) в находившихся против нас вражеских дивизиях насчитывалось: в пехотных — 10–12 тыс., танковых — 15–16, моторизованных — 14 тыс. человек. Несмотря на большие потери, которые понесли немецкие войска в зимний период, фашистскому командованию удалось восполнить их».
Рокоссовский не сомневался, что ударная группировка немцев сосредоточивается против правого крыла Центрального фронта, а вся активность немцев в центре и на левом фланге носит лишь отвлекающий характер.
По его словам, «в случае удачи противник вышел бы в тыл Центрального и Воронежского фронтов и окружил около семи наших армий, оборонявшихся на Курской дуге. Непрекращающаяся переброска войск противника, особенно танков и артиллерии, из глубины в район Орловского выступа подтверждала наши предположения».
Он признался: «Не могу умолчать о том, что при обсуждении в Ставне предстоявшей операции (на этом совещании присутствовали и мы — командующие фронтами) были сторонники не ожидать наступления противника, а, наоборот, упредить удар. Ставка поступила правильно, не согласившись с этим предложением…»
Еще 4 апреля своим приказом Рокоссовский поставил войскам фронта оборонительные задачи, требуя «создать прочную оборону и укрепить как главные, так и промежуточные рубежи, особенно на танкоопасных направлениях». Одновременно ставилась задача обучить войска ведению как оборонительного, так и наступательного боя и к концу апреля накопить не менее двух боекомплектов боеприпасов, не менее трех заправок горючего и не менее пяти-шести сутодач продовольствия и фуража. Константин Константинович требовал: «Занятия проводить практически на местности, не допуская никаких условностей». Предписывалось также «в процессе занятий обучить танковые экипажи и подразделения искусству маневра на больших скоростях с умелым использованием местности и ведением интенсивного огня с ходу».
Рокоссовский, которому перед войной и в начале войны довелось командовать механизированным корпусом, не мог не знать, что тогдашние танки не могли вести прицельный огонь с ходу, и стрельба с ходу приведет только к напрасной трате снарядов. Соответствующие стабилизаторы появились только после войны. Но большим поклонником такого огня танков был сам Сталин, издавший в сентябре 1942 года соответствующий приказ, требующий от танкистов вести огонь преимущественно с ходу. От артиллеристов Рокоссовский требовал основное внимание уделить организации взаимодействия с пехотой и танками и управления артиллерийским огнем.
10 апреля начальник штаба Центрального фронта М. С. Малинин в докладе Генштабу предположил, что противник будет наступать на Курск из района Орла через Кромы и из района Белгорода через Обоянь, а также на Касторное с тех же плацдармов, соответственно через Ливны и Старый Оскол. Самым ранним временем начала немецкого наступления Малинин считал вторую половину мая. Он предлагал «объединенными усилиями войск Западного, Брянского и Центрального фронтов уничтожить орловскую группировку противника». Он также просил для срыва наступательных действий противника усилить Центральный и Воронежские фронты авиацией «не менее 10 полков на фронт» и разместить сильные резервы Ставки в районе Ливны, Касторное, Лиски, Воронеж, Елец.
В апреле 1943 года Рокоссовский дважды был в кабинете Сталина в Кремле, 11-го и 28-го числа. При этом 11 апреля совещание происходило в очень узком кругу. В тот вечер у Сталина собрались Жуков, Рокоссовский, заместитель начальника Генерального штаба А. И. Антонов, Молотов и начальник инженерных войск Красной армии, будущий маршал инженерных войск М. П. Воробьев. Несомненно, обсуждались будущие боевые действия в летнюю кампанию, причем Сталин, очевидно, склонялся к оборонительному образу действий и настаивал на создании укрепленных позиций в районе Курского выступа. Именно поэтому к участникам совещания, начавшегося в 23.35, в 0.45 присоединился Воробьев (а разошлись участники совещания в начале четвертого утра). Весьма показательно, что из двух командующих фронтами, по которым ожидались основные удары немецких войск в ходе предстоящей кампании, Сталин вызвал к себе Рокоссовского, а не Ватутина. Очевидно, он в большей мере прислушивался к мнению Константина Константиновича, а не Николая Федоровича. Не исключено, что участники совещания обсуждали представленный накануне доклад Малинина, который, кстати сказать, выступал за активные действия войск Центрального фронта, при условии, что они будут усилены. Можно также предположить, что Сталин ожидал более сильного удара противника по Центральному фронту, в том числе и потому, что незадолго перед этим, в марте, группа армий «Центр» эвакуировала Ржевско-Вяземский плацдарм, и освободившиеся немецкие дивизии, как скорее всего думал Сталин, пойдут на создание ударной группировки против Центрального фронта. Возможно, именно поэтому фронт Рокоссовского в канун немецкого наступления был усилен артиллерийским корпусом прорыва, что помогло отразить немецкий удар.
