Шаляпин - Виталий Дмитриевский

Многосторонняя деятельность в искусстве — его сознательный выбор, она, соответственно, формировала и личность артиста. Мир Шаляпина-художника выстраивается как цепь активных осознанных поступков, в которых подсознательно или намеренно складываются представления о жизни, ценностные ряды, поле духовной свободы, творческого мышления. В поступках преодолевается разрыв идеального и реального, в них разрешаются духовные противоречия, рождается мировоззрение.

Осознание своего предназначения, личностной значимости, своего места в искусстве проходит у Шаляпина в постоянном диалоге с судьбой, с жизнью, в творческом и житейском общении с коллегами — музыкантами, художниками и артистами, с учеными, мыслителями и общественными деятелями, с семьей и друзьями. Да и с врагами тоже.

Поступок каждой неординарной личности — итог приобретенных знаний, опыта, убеждений. Шаляпин умел принимать серьезные рациональные решения, но нередко подчинялся и стихии нахлынувших эмоций, проснувшихся страстей, настроений. Его самопознание было глубоко индивидуально, неповторимо и подчас как для него самого, так и для других — непредсказуемо. Хорошо знавший и искренне любивший Шаляпина В. А. Теляковский считал его человеком порыва и призывал снисходительно относиться к нему, к его неожиданным импровизациям, иногда грозившим серьезными последствиями.

Шаляпин и его творческая судьба, профессиональная деятельность реализовывались публично, и не только брызжущая страсть к игре, но и чувство самосохранения подчас побуждало артиста скрываться за масками, сохраняя свою суверенность, личностную и творческую независимость. Он выходил в ролях не только на сцену, но часто и на публику — и в тех, которые навязывала ему молва, и в тех, которые ему самому казались уместными, выигрышными, просто интересными. В общении с любым — выбранным, навязанным или случайным — партнером Шаляпин брал инициативу на себя, вел свою стратегию и тактику, часто остроумную, дерзкую, озорную, и почти всегда выигрывал поединок. Быть естественным, органичным в любой избранной роли артисту не составляло труда, он сам наслаждался ее виртуозным исполнением. Он играл и великого артиста, и неуживчивого гения, и капризного барина, и смелого революционера, трибуна, и «выходца из народа», «самородка», и уличного бродягу-певца парижских предместий, играл увлеченно, иногда вынужденно, стремясь разрешить сложную творческую, «производственную», житейскую ситуацию, но играл всегда органично, убедительно, талантливо. Правда искусства была для него выше обыденной достоверности, а востребованная роль «самородка», «скомороха», столь рьяно и восторженно поддерживаемая молвой, была, в общем-то, и не самой сложной, близкой артисту по духу, по темпераменту, по социальному смыслу. К тому же как «самородок», как «знаменитость» Шаляпин позволял и «в жизни» большее «лицедейство», чем другие его собратья, и, что скрывать, подчас с удовольствием и небескорыстно этим пользовался.

К приятельству с Шаляпиным стремятся цари, короли и их многочисленная челядь, «поставщики двора его императорского величества», промышленные и торговые магнаты. «Снимал Шаляпина и чуму», — рекламировал себя бойкий фотограф. Облик Шаляпина отвечает социальным настроениям, пробуждает интерес к человеку «низовой» культуры, к «самородку», выбившемуся «вверх», выступающему «прообразом нового героя».

О самородках не слишком дружелюбно, но проницательно отозвалась Анна Ахматова: «Я поняла главный недостаток подобных людей: Есенин, Шаляпин, Русланова… Они самородки. И тут это „само“ сыграло с ними скверную шутку. У них есть всё, кроме самообуздания. Относительно других они позволяют себе быть какими угодно, вести себя Бог знает как». И в самом деле, «других», мечтавших войти хоть в какие-то отношения с «самородками», было поистине несметное число, и потому «мера самообуздания» артиста была различной, смотря по ситуации, настроению, по «капризу гения», наконец, а Шаляпину все это тоже не было чуждо.

В одном из писем 1904 года Горький с тревогой замечает: «Я видел в Москве Алексина, Шаляпина… Шаляпин растолстел и очень много говорил о себе. Признак дурной, это нужно предоставить другим. Славная душа все же, хотя успехи его портят». И в ноябре того же года из Петербурга он сообщает Е. П. Пешковой: «Здесь Шаляпин. Поет. Ему рукоплещут, он толстеет и много говорит о деньгах». В своем мнении Горький не был одинок. В феврале 1904 года Л. Н. Андреев писал Горькому: «А Шаляпин мне тоже совсем не нравится, он начинает относиться к себе с благоговением. Видел я его в постели, в три часа дня, и был он очень похож на римского императора — времен упадка. Крупный, красивый, сильный — и изнеженный». Впрочем, кто без греха? Сдержанный Немирович-Данченко и тот смутился, когда увидел сверкающий драгоценными камнями перстень на пальце из-под глухого рукава грубой горьковской косоворотки.

В Петербурге Шаляпин пел не только на мариинской сцене, но и в закрытых спектаклях придворного Эрмитажного театра. Здание, соединенное переходом с Зимним дворцом, построено в 1780-х годах архитектором Дж. Кваренги для Екатерины II. Зал украшен статуями Аполлона и девяти муз, стены отделаны искусственным мрамором. Красные бархатные скамьи амфитеатром спускались к сцене. Балы, маскарады, концерты для приближенных к царю чиновников и свиты были продолжением дворцовых церемоний и обставлялись с пышной театральностью. Иногда гости предварительно оповещались, в костюмах какой исторической эпохи им следует прибыть.

Шаляпина смешила искусственность таких официальных развлечений, забавляли аристократы, манерно беседующие с легким иностранным акцентом в богатых, но безвкусно сшитых боярских нарядах.

Присутствие высокопоставленных особ не сковывало Шаляпина. Певец вел себя как обычно, не подлаживаясь под нравы великосветской публики.

Как мы помним, Шаляпин впервые вышел на сцену Большого театра в сентябре 1899 года, а уже в декабре великая княгиня Елизавета Федоровна и великий князь Сергей Александрович, брат императора, просят представить им певца. Супругам артист показался симпатичным, они просят его выступить в концерте в Благородном собрании в пользу московского Дамского благотворительного тюремного комитета. Программа составлена удачно: участвуют С. В. Рахманинов, А. Б. Гольденвейзер…