Помощница лорда-архивариуса - Варвара Корсарова

— Я напишу записку и оставлю в своей комнате. Прошу, утром забери и отдай господину Дрейкорну или Кассиусу.

Когда вернулась в комнату, застала незваного гостя за изучением содержимого шкафа. Освальд ни капли не смутился. Пока писала записку, горестно качал головой и вполголоса сокрушался о моем грехопадении.

Когда покидали комнату, Освальд замешкался, но тут же нагнал. В «Доме-у- Древа» ему было неуютно, он без конца озирался и требовал поторопиться. Я не возражала: тревога за отца грызла сердце. Мне остро захотелось оказаться дома, в Олхейме, где я провела всю жизнь, где была моя семья и друзья, где дни текли спокойно и я чувствовала себя в безопасности — роскошь, недоступная в столице.

Квартал Мертвых магов миновали почти бегом. Когда пересекали мост, у особняка с горгульями мелькнул тощий силуэт — безумная Крессида увидела меня и принялась махать. Я отвернулась — еще ее не хватало.

Оказалось, что сын старейшины неплохо ориентировался в центре города — к нужной станции конки привел безошибочно. Через полчаса мы были на Восточном вокзале, который я считала самым уродливым строением города Магии и Прогресса.

Купол дебаркадера — гигантский навес над платформой, возведенный демонами из переплетенных стальных арок и стекла — напоминал тенёта, а черное, приземистое здание вокзала — жирного паука, притаившегося в засаде.

Прошли к дальней платформе, которая предназначалась для пассажиров третьего класса и общих вагонов. Под куполом-паутиной толклись тысячи людей в бедной одежде — сезонные рабочие, торговки, солдаты, матросы. Потные от спешки и злые от сутолоки. Ругались, плевались, кричали, наступали друг другу на ноги. Громоздились башни поклажи, корзины, коробки, тюки с почтой, клетки с животными.

Толпа покорно расступалась, когда по перрону проходили угрюмые полицейские в сопровождении некроструктов всех мастей. Одну руку полицейские всегда держали на сабле у пояса, в другой был наготове свисток.

Сферопоезд «Стальной аспид» грозно шипел, тяжело дышал паром и гарью. Творение демонов поражало размерами — головной вагон, выполненный в виде морды доисторического змея, высотой немногим уступал особняку «Дом-у-Древа». Внутри размещались огромные сферы из неведомого материала удивительной прочности; демонова сила приводила их в движение и сферопоезды развивали невиданную скорость, когда с грохотом мчались по каменным колеям, что незримые слуги протянули во все стороны империи за известную плату.

Освальд выхватил у меня из рук саквояж и провел сквозь толпу к лавкам у дальней части перрона. Я насторожилась и замедлила шаг, когда у мусорного бака увидела одинокую фигуру, показавшуюся знакомой.

При виде нас человек не спеша встал и выпрямился во весь немалый рост. Я замерла на месте, как пораженная громом — старейшина Уго собственной персоной.

Освальд больно толкнул в спину:

— Вперед!

Старйшина наблюдал с нехорошей усмешкой.

— Отлично справился, мой мальчик, — снисходительно похвалил Освальда. Затем принюхался и брезгливо ткнул в него пальцем:

— Опять пил, демоново отродье!

— Я замерз, — начал оправдываться Освальд, — пришлось торчать в Магисморте до вечера пока все не убрались. Хорошо, теург не появлялся несколько дней. Будь он дома, я бы туда не сунулся. Смотри, что она написала, — Освальд протянул старейшине бумажку, в которой я узнала свою записку для господина Дрейкорна. Вот зачем мерзкий слизняк замешкался в комнате!

— Вы приехали за мной, старейшина? — я обрела голос, — Что с отцом?

— Камилла, — старейшина уставился, как ястреб на жертву, — ты нас огорчила, девочка. Совершила ужасную ошибку. Аксель Светлосердный повелел вернуть тебя.

— Что с отцом?! — повторила я, свирепея. Я догадалась, что попала в ловушку. Старейшину и его сынка я не боялась; я знала их всю жизнь и знала границы, которые они никогда не переступали. Приготовилась дерзить, скандалить и кричать, если потребуется.

— Изидор был в порядке, когда мы уезжали. Я привез его в общину. Решил, что он может оказаться полезным, если вздумаешь упрямиться. Камилла, твой светильник души горит ярче, чем у всех послушников вместе взятых. Во время нашей последней беседы Аксель Светлосердный поведал, что в союзе со мной ты принесешь дитя, которое станет новым пророком света. Нам нужно твое лоно. Понимаешь, какая честь тебе выпала? Пришлось идти на крайние меры.

Я вскипела.

— Аксель Светлосердный — труп двухсотлетней давности, и советы дает гнилые под стать себе, — ядовито произнесла, вспомнив слова господина Дрейкорна, — Хватит морочить мне голову, старейшина Уго. Никуда я с вами я не поеду. Отдай саквояж, Освальд.

Ужасно осознавать себя добычей, которую преследуют все подряд. Словно цыпленок, сбежавший из курятника — не попадешь на зуб лисице, станешь обедом хорька. Спасешься от обоих — кончишь дни под топором хозяина. Кордо и Крессида Крипе, призрак в клубах дыма, старейшина — пропади они все пропадом. И Джаспер тоже. Он сказал, что несет за меня ответственность, дал понять, что будет защищать, но теперь я осталась сама по себе.

Старейшина покачал головой.

— Тогда Изидор умрет, Камилла, — жестко сказал он.

Охватил гнев, и я упустила момент, когда старейшина начал играть моим сознанием. Будь я наготове, ему не удалось бы раскинуть чары.

Старейшина был опытным гипноманипулятором; стряпчий Оглетон ему в подметки не годился.

Первую страшную фразу фразой он произнес неспроста — выбил почву у меня из под ног. Затем принялся увещевать. Голос использовал мягкий, обволакивающий. Говорил о том, как беспокоится, понимает мою тревогу и печаль. Незаметно копировал мою мимику, жесты, подстроился под ритм дыхания. Взял за руку и давил на особые точки на запястье.

У него все получилось. Я прекрасно понимала, что происходит, но сопротивляться больше не могла.

Руки и ноги налились свинцом. Все окружающее виделось четко, но словно на расстоянии. Глухой голос Уго настойчиво заставлял двигаться.

Старейшина и его сын взяли меня за руки и провели в последний вагон. Предъявили билеты равнодушному проводнику, усадили меня на узкую лавку, сами уселись по краям, неприятно навалились на плечи.

«Стальной аспид» взревел, задрожал так, что отозвалась каждая кость в теле, и тронулся.

В вагоне было людно, тесно. Ехали здесь самые бедные и непритязательные пассажиры. Вибрации сферы не гасились, лавки отчаянно трясло. Сама сфера громоздилась тут же, в железной клети посреди вагона, и вращалась так быстро, что казалась неподвижной. Старейшине и Освальду соседство с демоновым механизмом не нравилось; они принялись дружно бормотать слова защитной молитвы.

Морок начал понемногу спадать. Я дернулась, попыталась встать — старейшина зашипел и впился в плечо крючковатыми пальцами. На нас с любопытством глянула дородная крестьянка, которая возвращалась домой после рыночной недели.