Палеонтология антрополога. Книга 2. Мезозой - Станислав Дробышевский

Особняком в рамках вороновых стоял Patagopteryx deferrariisi (Patagopterygiformes) из сантона Аргентины; а стоял он потому, что летать не мог. Удивительно, как в окружении множества хищников птица размером с курицу полностью утратила способность к полёту; в частности у него резко укоротились крылья и почти исчез киль на грудине. Впрочем, и сейчас в Африке страусы как-то выживают, да и цесарки, хотя умеют летать, спасаются обычно бегом. Судя по фрагментам похожего Alamitornis minutus из маастрихта той же Аргентины, патагоптериксы не только не страдали, но и успешно эволюционировали. Из турона Узбекистана описан фрагмент крестца Kuszholia mengi — птицы, возможно родственной патагоптериксу.

Ещё одна группа мезозойских вторично-нелетающих птиц — Hesperornithes, или Hesperornithiformes. Более того, всю вторую половину мела они сохраняли зубы. Но обе эти особенности гесперорнисов объясняются их водным образом жизни и рыбоядностью. Конечно, сама по себе эволюционная решимость лезть в море, кишащее мозазаврами и плезиозаврами, выглядит безумием, но ведь и мозга у них было меньше, чем у «глупого пингвина». Останки гесперорнисов в желудках мозазавров-тилозавров намекают на возможную судьбу тех смельчаков, что любили нырять и купаться. С другой стороны, кость Hesperornis из Южной Дакоты с зажившими ранами от зубов плезиозавра — доказательство того, что стоит никогда не сдаваться и всегда искать выход.

Первые гесперорнисы появились лишь на границе раннего и позднего мела (Enaliornis из Англии размером с голубя), но некоторые черты их строения примитивнее, чем даже у амбиортуса. Например, у них нет киля грудины, хотя всегда можно многое списать на специализацию к плаванию. Из-за потери способности к полёту в крыле сохранилась лишь палочкообразная плечевая кость, а от предплечья и кисти вообще ничего не осталось. Ясно, что на такие изменения тоже нужно время, так что корни группы лежат где-то в раннем мелу, если не в юре. В целом гесперорнисы выглядели как огромные вытянутые бескрылые гагары с длинным тонким зубастым клювом, довольно-таки длинными ножками и здоровенными гребными стопами. Скорее всего, они жили на каких-то скалистых островах у побережий, где были избавлены от посягательств хищных динозавров и могли спокойно выводить потомство. Ближайшие экологические аналоги в современности — пингвины, галапагосские бакланы и недавно истреблённые бескрылые гагарки.

Лучше всего известны североамериканские гесперорнисы: сантонский Baptornis advenus размером с гагару, а также огромное число видов кампанских Hesperornis, из которых раньше всех был описан H. regalis. Единственным внеамериканским и одновременно очень большим — до 1,4 м длины — представителем рода был H. rossicus из-под Волгограда и Саратова. Впрочем, маастрихтская Canadaga arctica из полярной Канады была ещё крупнее — до полутора метров, а может, и больше. Как можно видеть, в целом со временем размеры гесперорнисов вроде бы росли. Тем интереснее, что несколько видов Brodavis из маастрихта Монголии и Северной Америки были мелкими, а потому, предположительно, летающими; впрочем, они известны лишь по ногам. Известны, конечно, и другие роды и виды — и из Северной Америки, и из Южной, и из Европы, и из Азии.

Группа Ichthyornithes, или Ichthyornithiformes, всегда упоминается вместе с гесперорнисами по двум причинам: во‐первых, они были тоже зубатыми, условно родственными и жили в тех же местах и временах, а во‐вторых, их останки были описаны в ту же славную эпоху «костяных войн» в США. В отличие от гесперорнисов, ихтиорнисы были активно летающими морскими аналогами чаек. Их крылья уже очень похожи на крылья обычных современных птиц, без всяких длинных свободных пальцев и когтей, зато с хорошо слившимися элементами; на грудине был крупный киль, да и всё прочее строение, кроме зубов, более или менее современно. Самый известный и единственный хорошо описанный вид — Ichthyornis dispar из Северной Америки, сохранявший удивительную стабильность от турона до кампана, то есть примерно десять миллионов лет подряд; вероятно, за это время немножко вырос размер тела, как и у гесперорнисов.

Наконец, в конце мела известны и нормальные птицы. Правда, большая часть находок столь фрагментарна, что их отнесение к каким-либо современным группам пока остаётся предположительным. Например, шейный позвонок, крестец и две бедренные кости кампанско-маастрихтского Gargantuavis philoinos из Франции сохранились настолько плохо, что остаётся только предполагать, что их владельцем была гигантская нелетающая птица весом в полторы сотни килограмм, за что, собственно, она и получила своё родовое название (видовое же переводится как «любитель вина», так как, во‐первых, именно этим славился Гаргантюа, а во‐вторых, кости найдены на винограднике — где ещё могли искать ископаемые кости французские палеонтологи!). Дополнительные находки — крестец из Испании и крестец с тазом из Румынии — не добавили понимания в сущность загадочной твари, лишь показали, что большой размер не был результатом эндемичной островной эволюции, да посеяли сомнения — не был ли гаргантюавис вообще тероподом типа балаура?