Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл

Лине все еще пребывала в оцепенении, несмотря на все усилия, которые приложил Дункан, чтобы утешить ее. А теперь он не хотел, чтобы ей пришлось отвечать на множество вопросов. При данных обстоятельствах ее вряд ли можно было обвинить в убийстве. Эль Галло был известным преступником, и многие свидетели происшедшего помогут оправдать ее. Но если суда не избежать он не видел смысла усугублять душевные страдания Лине, заставляя ее предстать перед любопытными наблюдателями.

— Мне нужно вымыть руки, — сказала она.

Дункан с грустью посмотрел на ее пальцы, с которых она чуть ли не содрала кожу, пытаясь отмыть кровь. Хотя, честно говоря, гораздо больше ее беспокоило большое пятно на накидке.

Он поспешил исполнить ее желание, прежде чем она успеет привлечь к себе нежелательное внимание. Они спустились с палубы в каюту капитана. Дункан налил воды в таз из оловянного кувшина, стоявшего на столике рядом с соломенным тюфяком капитана.

— Давайте ваши руки, — приказал он и бережно стал смывать следы крови.

Похоже, это успокоило ее. Когда он протянул ей льняное полотенце, она пробормотала:

— Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

— Простить вас? — Что она имеет в виду? Она спасла ему жизнь. Если бы она не начала действовать быстро и, с неохотой вынужден был он добавить, с типичной для де Монфоров дерзостью, то сейчас на досках палубы могла бы быть его кровь.

— Я… ошибалась, — сказала она. — Я ошибалась, когда судила вас, ошибалась, когда… предала вас.

Он нервно потер большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Она поколебала его решимость. Это было последнее, чего ему хотелось. Да, он выслушает ее — уж это-то она заслужила. И хотя он, ни на мгновение не засомневавшись, вновь предложил ей свою защиту, позволить ей опять завладеть его сердцем Дункан не собирался.

Лине судорожно вздохнула и принялась теребить складки своей юбки.

— Мой отец научил меня никогда не доверять простолюдинам, — негромко сказала она. — Видите ли… — В глазах у нее появилось отсутствующее выражение. — Моя мать была крестьянкой. И поскольку мой отец очень сильно любил ее, он отказался от всего, что связывало его с де Монфорами, чтобы жениться на ней. Он бросил… все — свой титул, состояние, землю, семью. — Она нахмурилась. — После того как она обнаружила, что ему больше нечего предложить ей, она сбежала, оставив ему новорожденную девочку. — Она слабо улыбнулась. — Отец говорил, что я была еще мокрая после родов, когда он услышал мой крик под дверью.

Дункан проглотил комок в горле. Однажды он вот так же нашел ребенка в куче мусора. Сейчас маленькая девочка жила в замке де Ваэров.

Лине закрыла глаза.

— Мой отец учил меня, что простолюдины — низкие и коварные. Он говорил, что я никогда не должна верить им. Вы должны понять…

— Я понимаю, — отрывисто бросил он.

— Но вы, — начала она, наморщив лоб, — ситуация была парадоксальна для нее. — Вы — исключение. Вы были добры и храбры и… и… проявили больше благородства, чем любой знатный господин, которого я знаю.

Дункан замер. Ему не хотелось слышать этого. Он не был готов простить ее. Но когда Лине взглянула на него своими большими глазами ангела, он почувствовал, что его самообладание понемногу испаряется.

— Если вы все еще хотите, — шепотом произнесла она, — я согласна стать вашей женой.

Дункан перестал дышать. Внезапно он почувствовал себя так, словно Лине держит его сердце в своих ладонях над глубокой пропастью. В его голове пронеслись тысячи мыслей и эмоций.

Она спасла ему жизнь. Он — ее должник хотя бы только за это. Но она уже однажды оставила его, как ненужный хлам, его врагам. Она была самой красивой, самой умной и самой очаровательной женщиной, которую он когда-либо встречал. Но она же бессердечно украла его фамильный перстень. Она занималась с ним любовью со страстью и пылом, которых он не знал раньше. Но она предала его, когда его семя было еще теплым в ней.

Однажды он уже предлагал ей замужество. Она наотрез отказалась. Он не был склонен повторять собственные ошибки. Но вот сейчас она смотрела на него, затаив дыхание, и восхищение на ее лице постепенно сменялось недоумением, пока он не спешил с ответом.

— Почему? — прямо спросил он.

— По-потому что я вижу, что вы не такой, каким я вас себе представляла, — запинаясь, произнесла она. — Вы честный и… достойны доверия…

— Достоин доверия?

Она в недоумении уставилась на него.

— Теперь я понимаю, — с горечью сказал он. — Вы ничем не лучше своей матери. Теперь вы знаете, что я — Дункан де Ваэр. Теперь я вас достоин — с моим состоянием и положением.

— Дункан де Ваэр? — воскликнула она. — Это абсурд! Вы смогли одурачить Эль Галло и его экипаж, но я не так доверчива!

Он покачал головой, не веря своим ушам.

— Вы мне не верите?

— Что вы — сэр Дункан де Ваэр? Конечно, нет.

— Тогда почему вы хотите стать моей женой? — требовательно настаивал он.

— Я сказала вам…

— Я всегда был честен и достоин доверия, — решительно отрубил он. — Почему сейчас? Почему не раньше?

Она поежилась под его взглядом.

— Потому что…

— Потому что? — настаивал он, пытаясь заглянуть в ее душу.

И внезапно его глаза стали пустыми, и он многозначительно перевел взгляд на ее живот.

— Вы боитесь, что могли зачать ребенка, — догадался он, — и не хотите, чтобы он оказался незаконнорожденным.

— Нет! — вскричала она, но румянец на ее щеках подсказал ему, что он был близок к правде. Да, два дня назад замужество представлялось ей вполне приемлемым решением, но с тех пор она прошла через все круги ада. У нее было два дня, чтобы поразмыслить над всем, через что им пришлось пройти, над достоинствами цыгана, над своим предательством, над всем тем, что действительно имело значение. Она стала другой женщиной.

— Вам не о чем беспокоиться, леди, — буквально выплюнул он, и его глаза метали молнии. — Я всегда забочусь о своих отпрысках.

— Вы не понимаете. Я… — Лине уставилась на него, не веря своим ушам. — А сколько их у вас?

— Девятнадцать. — На его лицо набежала легкая тень задумчивости. — Или двадцать.

Сначала она подумала, что он просто шутит. Но он был серьезен, как никогда. Ей стало трудно дышать — он говорил серьезно.

— И если я женюсь, — сказал он сквозь сжатые зубы, — то по более веским причинам, чем необходимость дать свое имя ребенку, которого я зачал.

Лине отчаянно запротестовала.

— Пожалуйста, не торопитесь с ответом. — Святой Боже, лучше бы она вообще не спрашивала. Она все еще не могла смириться с тем, что у их любви не будет другого шанса. — Пожалуйста, подумайте над этим.