Три заповеди Люцифера - Александр Овчаренко

Сборы были недолгими, и на следующее утро Киквидзе уже выходил из подъезда с новеньким английским саквояжем в руках.

Когда Дмитрий, насвистывая модный мотивчик, вырулил на «Тойоте» на шестиполосную трассу, в его офис пришёл посетитель в длинном чёрном плаще и с пристальным взглядом миндалевидных глаз.

Секретарша Леночка хорошо запомнила молодого человека с вежливыми манерами и негромким вкрадчивым голосом, который так располагал собеседника к откровенности. Посетитель выпил предложенную Леночкой чашку чая, с удовольствием выслушал сплетни о последних событиях в фирме, уточнил, когда вернётся из заграничного турне владелец «Рембыттехники» и вежливо, даже немного старомодно, откланялся.

После его ухода секретарша вымыла чайную чашку и задумалась. В её душе поселилось странное ощущение. — А не наболтала ли я чего лишнего? — задалась вопросом девушка, смутно подозревая, что её просто-напросто использовали. Подобное ощущение она впервые испытала семь лет назад, когда её, выпускницу московского колледжа, сокурсники пригласили на дачу отметить вручение дипломов. Торжественное мероприятие по «обмывке» новеньких дипломов закончилось тем, что наутро Леночка проснулась в постели хозяина дачи одна, но почему-то абсолютно голая. Алкогольная амнезия позволила ей избежать ненужных переживаний по поводу того, сколько сокурсников прошло в ту ночь через её постель, но гаденькое чувство, что её использовали, осталось.

* * *

20 час 00 мин 23 октября 20** года.

г. Москва, Камергерский переулок

О том, что для него наступила «чёрная полоса» Герман догадался после второго «прокола». Неудачи в его ремесле бывали и раньше, но чтобы две подряд — такого не случалось никогда. Вероятно, «чёрная полоса» началась для него ещё раньше, возможно, с очередного свиданья со Стариком, просто он этого не заметил. Размеренным тоном, словно читая студентам лекцию, Старик устроил ему выволочку, словно перед ним сидел не умудрённый криминальным опытом исполнитель, а несмышлёный мальчишка. Во время беседы Герман не раз ловил себя на мысли, как ему хочется воткнуть нож в морщинистую шею своего работодателя. Вот так просто, не глядя, выбросить вперёд руку, и клинок сам найдёт жертву. Однако Герман почему-то медлил. Он молча выслушал обвинения в непрофессионализме, сказал в ответ какие-то дежурные слова и вышел из лимузина. Перед тем, как покинуть салон автомобиля, он словно случайно прикоснулся к сухонькой кисти Старика. Старик испуганно отдёрнул руку, но Герману хватило одного мгновенья, чтобы увидеть душу своего нанимателя. На мгновенье Старик исчез, и из глубины салона на Германа взглянули два жёлтых немигающих глаза. Герман оторопел: на кожаном сиденье, сделав стойку, угрожающе раздувала «капюшон» огромная чёрная кобра. Виденье было так реально и так неприятно поразило его, что он долго находился под впечатлением от увиденного.

Ошибка, которую он допустил, была элементарной, а поэтому особенно досадной. Когда в конце августа он получил от Старика задание на устранение Шлифенбаха, то сразу же для себя решил, что «работать» следует на открытом пространстве, возможно, в людном месте. Учёные такого калибра редко остаются без присмотра: на работе они всегда окружены учениками, сподвижниками и просто подчинёнными, да и охрана, пускай вполглаза, но приглядывает. Дача и городская квартира тоже исключались: там всегда находилась домработница и жена Шлифенбаха, к тому же Герман не хотел, чтобы ликвидация профессора выглядела, как бандитский налёт.

— Это грубо и непрофессионально, — решил он. — Налётчики скорее выберут бизнесмена средней руки, чем профессора. Расклад простой: у научного мужа, пускай даже известного, вряд ли найдётся, чем поживится. Логичней всего обставить «заказ» как смерть по естественным причинам, например, сердце выдающего учёного не выдержало нагрузок и дало сбой.

Дальше всё было, как говорится, делом техники. Герман позвонил в Российский химико-технологический университет, где работал Шлифенбах, и, представившись доцентом из Саровского центра ядерных исследований, уточнил, сможет ли Эммануил Карлович принять его в ближайшее время. Секретарша вежливо ответила, что не уполномочена решать такие вопросы, и если товарищу доценту очень нужна встреча со Шлифенбахом, то лучше обратиться к нему самому, но раньше 2-го сентября Эммануил Карлович вряд ли сможет кого-то принять.

— Почему? — задал естественный вопрос Герман. — Его не будет в городе?

— Можно сказать и так, — вздохнула секретарша, которая интуитивно боялась влезать в дела учёного, над которым уже три десятилетия витал ореол тайны и повышенной секретности. В это время по второй линии кто-то вызвал секретаря, и Герман отчётливо услышал обрывки разговора, из которого следовало, что Шлифенбах заказал машину на утро 1-го сентября.

— А могу ли я его повидать в неофициальной обстановке? — поинтересовался Герман. — Я бы тогда воспользовался ситуацией и договорился об аудиенции.

— Ну, не знаю… — затянула секретарша. — Если только 1-го сентября в Замоскворечье. — И назвала адрес школы.

— Он ещё и в школе преподаёт? — удивился лже-доцент.

— Внучку он туда поведёт, — пояснила секретарша. — В первый класс. Это у него что-то вроде традиции — он всегда внуков в школу сам провожает.

— Благодарю Вас, — вежливо ответил Герман. — Вы мне очень помогли!

И повесил трубку.

С первого взгляда «заказ» выглядел простым: надо приблизиться к «объекту» и под благовидным предлогом на пару секунд прикоснуться к нему. Лёгкий укол иглой, смазанной цианидом — и клиент кратчайшей дорогой отправится в Вечность. Необходимо только предусмотреть пути отхода и проработать план на случай форс-мажорных обстоятельств. Для этого у него имелась практическая наработка. В случае провала Герман не бросался в бега, а укрывался в квартире, располагавшейся неподалёку от места ликвидации «объекта». Обычно для этого Герман использовал женщин. За пару-тройку дней до операции он заводил «нечаянное знакомство» с одинокой представительницей прекрасного пола, поэтому даже в случае повальной проверки сотрудниками милиции квартир в районе, где «работал» Герман, его визит к женщине выглядел вполне естественно.

Так было и на этот раз. За два дня до операции он познакомился с Зинаидой — приятной тридцатилетней москвичкой со сложной личной судьбой. Как правило, Герман не торопил события, и на близость с женщиной шёл не сразу. Это создавало впечатление, что он мужчина порядочный и привык добиваться расположения возлюбленной, а не рассчитывать на пошлую скоропалительную интрижку. Женщины это ценили, как ценили его молодость и уменье красиво ухаживать. И всё бы прошло по плану, если бы в самый ответственный момент он не потерял над собой контроль. Как и почему это случилось, Герман и сам объяснить не мог. Во время второго свиданья дело дошло до постели, где Зинаида, как могла, провоцировала его на грубость. Это пробудило в душе Германа нереализованные потаённые желания, и он, сам того не ожидая, поддался на провокацию женщины. Что случилось потом, он не помнил. В памяти осталось только смутное ощущение ни с чем не сравнимого удовольствия, которое, подобно океанскому прибою, накрыло его с головой. Ощущения были до того сильными и яркими, что он не сразу пришёл в себя. Очнувшись, Герман с ужасом увидел рядом с собой бездыханное, но ещё тёплое тело женщины, испачканное его спермой. Это был досадный промах, который исполнитель его класса не должен был допустить ни в коем случае! Получилось, что вместо заготовленной «запасной позиции» он, наоборот, наследил, и поставил всю операцию под удар.