Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I - Александр Мартин

ее интересам, Вена начала действовать. Русское правительство приняло решение участвовать в конгрессе в Троппау и обратилось к Стурдзе за советом[457]. Тон высказывания Стурдзы по этому поводу носил, как обычно, мрачно-религиозный оттенок (свойственный, судя по всему, и настроению Александра I):

Все складывается так, что заставляет трепетать самого бесстрашного наблюдателя, поскольку совокупность такого количества бедствий, вызванных не иначе как неистовством адских сил, является в то же время, следует признать, наказанием свыше[458].

Стурдза сомневался, можно ли будет в Троппау остановить повсеместное распространение «беспорядка» без божественного вмешательства. Он обвинял союзников в вялой реакции на Испанскую революцию, свидетельствующей об их равнодушии, и считал, что Александр должен либо возглавить все действия в отношении Неаполя, либо отказаться от прямого участия России в интервенции. Наиболее вероятным сценарием Стурдза считал вооруженное вторжение в Королевство обеих Сицилий. Он побуждал императора рассмотреть возможность установления там эффективного механизма правления, пусть даже с участием парламента, но не допускать восстановления прежней неустойчивой власти, которая быстро подчинится Австрии. Такая политика обуздает бунтовщиков, предотвратит будущие революции и продемонстрирует единство членов альянса[459].

Еще до того, как к нему прибыл этот меморандум, Каподистрия отправил Стурдзе запрос, дошедший до адресата в ночь с 9 на 10 октября 1820 года. В нем император затрагивал серьезные политические и нравственные проблемы, порожденные возникшим европейским кризисом, и задавал вопрос, как можно было бы применить для их решения идеи договора о Священном союзе. Впоследствии Стурдза вспоминал, каких усилий ему стоило, сочиняя ответ, сделать свои предложения как можно более конкретными и практическими. Его целью было, писал он, доказать, что союз не оторван от реальности и может действовать в настоящем, «не привнося, как нас в том обвиняют, поэзию в область политики»[460]. Все его предложения совершенно реалистичны, утверждал Стурдза, – лишь бы правительства добросовестно постарались им следовать. В своем меморандуме он отметил, что неспособность держав даже занять рекомендованную им твердую позицию по отношению к Королевству обеих Сицилий заставляет сомневаться в их намерении согласованно действовать для «общей реорганизации общественных и политических структур в соответствии с Божьим законом»[461]. Тем не менее он набросал проект будущей Европы, управляемой согласно принципам Священного союза. Но для осуществления проекта необходимо было выполнить предварительные условия: во-первых, монархам, подписавшим договор Священного союза ради политической выгоды, волей-неволей пришлось бы теперь поддержать его даже без искренней убежденности, и во-вторых, предложенные им меры должны были вступить в силу одновременно по всей Европе.

Для начала Стурдза остановился на внутренних преобразованиях. Всякая критика официальной церкви должна быть запрещена, и государству следует прекратить вмешательство в дела церкви, которая станет посредником между властью и народом, так что единство общества будет поддерживаться священником, а не полицейским. Как только будет обеспечена квазитеократическая монополия церкви в духовных вопросах, политику можно будет реорганизовать в соответствии с конституционными принципами, хотя таких терминов, как народовластие, Стурдза избегал. При этом политические высказывания будут регулироваться только законом, предусматривающим последующее судебное преследование авторов, тогда как контроль над высказываниями религиозными будет гораздо строже, они будут подвергаться предварительной цензуре. (Эту комбинацию двух систем он предлагал ранее в «Обзоре событий 1819 года».) Поскольку законность монархии и законность собственности имеют под собой одни и те же основания, остается незыблемым «принцип свободного и регулярного совместного обсуждения дел монархами и доверительными собственниками, представляющими не народную власть, которой не существует, а народное достояние»[462]. Правителям следует созывать такие собрания согласно национальным традициям и не изменять фундаментальных законов общества без обсуждения. Законы эти, поспешил добавить Стурдза, установлены не людьми, а Богом. При этом он ставил «просвещенный абсолютизм» с ног на голову: вместо того чтобы предоставить религиозную и интеллектуальную свободу обществу, чья жизнь регламентирована «регулярным» государством, он предпочел предоставить обществу право управлять своей жизнью, если оно подчиняется регламенту церкви.

На международной арене Священный союз должен был «заменить “естественное состояние” народов “семейным состоянием»[463]; эта идея отражала все ту же концепцию добровольного сотрудничества и христианского самоограничения, которую он надеялся увидеть воплощенной в обществе. «Семейное состояние» предполагало прежде всего обязательное посредничество в международных конфликтах, и только в случае его неудачи война могла считаться законной. Все государства должны были гарантировать территориальную целостность друг друга, и точно так же гарантировать независимость друг от друга были обязаны монархи и парламенты. Такие развращающие людей практики, как тайные общества, шпионаж и постоянные лотереи, должны быть запрещены, а на море европейцам надо предпринять совместные действия против пиратства и добиться того, чтобы все исследовательские экспедиции использовались для распространения христианства. Наконец, надо ввести специальные суды под председательством духовных лиц, которые дадут христианам возможность разрешать споры согласно религиозным нормам, не возлагая это бремя на обычные суды.

Однако даже если властители пяти великих держав полностью согласились бы с этими предложениями, оставалась бы «злонамеренная деятельность бесчисленных масс, жаждущих все изменить или умереть»[464]. Стурдза предлагал четыре варианта действий по отношению к неисправимым мятежникам. Первый – развивать заморские колонии, куда их можно было бы вывозить. Второй – война, на которой горячие головы выпускали бы пар; для этого как раз представлялся удобный случай в виде кампании против берберийских пиратов. Это привнесло бы христианство в Северную Африку и отвлекло бы внутриевропейскую разрушительную энергию, хотя, возможно, и ценой больших потерь. Третий вариант заключался в создании «партии защиты религии, нравственности и закона»[465], которая нужна потому, что мятежники, в отличие от друзей мира и порядка, действуют настолько организованно, что это просто устрашает. И четвертое: такая партия образовалась бы почти спонтанно, если бы идеи Священного союза были реализованы. Ее ячейки, отражая особенности каждой страны, были бы в то же время универсальны, поскольку универсальны принципы союза, и контролировали бы возможные нарушения нового христианского общественного договора, допускаемые монархами. Эта идея была противоположна концепции Карамзина, полагавшего, что России необходимо самодержавие, и ясно выражала то, на что Шишков и Глинка только намекали: гражданское общество должно взять на себя обеспечение соблюдения законов, что в Европе, и особенно в России, считалось прерогативой абсолютистской бюрократии[466].

Доклад произвел такое впечатление на Александра I, что он предложил Стурдзе лично явиться в Троппау. Стурдза уклонился, ссылаясь на состояние здоровья, но продолжал посылать письменные рекомендации. Он убеждал императора и Каподистрию не увязать в деталях итальянского вопроса, а воспользоваться возможностью поспособствовать общему духовному и политическому обновлению Европы[467]. Сам он скептически оценивал союзников России. Франция, Австрия и Пруссия восприняли Испанскую революцию