Чароплет - Блейк Чарлтон

Светловолосые воины оживленно загомонили, и Франческа вскоре обрадовалась не меньше, уловив запах еды. У нее тоже урчало в желудке и ныли ноги.

Почти бегом преодолев последние сто ярдов, они обнаружили у костра Шеннона, который подкладывал хворост в огонь и помешивал бурлящую в котле чечевицу. Рядом громоздилась стопка жареной рыбы. С урчанием и смехом кобольды набросились на рыбу и принялись заглатывать, почти не жуя.

Никодимус рявкнул на них так, словно сейчас припечатает боевым заклинанием. Кобольды пригнулись, зашипели, но оторваться от рыбы и не подумали. И лишь когда Никодимус угрожающе шагнул вперед, они, выстроившись в шеренгу перед Шенноном, по очереди с тихим бормотанием склонились к руке магистра. Потом, покончив с церемониями, кобольды разлили по плошкам чечевичную похлебку и первые две порции передали Франческе с Сайрусом. Похлебка оказалась пресноватой, но горячей и сытной.

Никодимус подсел к Шеннону – не вплотную, чтобы не касаться, – и они завели беседу вполголоса. Старик выглядел изможденным, одряхлевшим и желчным. До той истории про пациента с мозговой опухолью Франческа расценила бы бесцветный взгляд и вяло шевелящиеся губы Никодимуса как равнодушие. Теперь же она отчетливо видела скрытый под маской безучастности страх.

Сайрус хотел поделиться половиной похлебки, но Франческа уже наелась и, наоборот, отдала ему остатки своей. Как эти иерофанты остаются худосочными при таких аппетитах? Видимо, все уходит на работу сердца, кующего магический текст.

– До утра можно спать спокойно? – спросил Сайрус, не переставая работать ложкой.

– Никодимус, нам можно спокойно спать до утра? – переадресовала вопрос Франческа.

Какограф развязал хвост, и волосы укутали оливковые плечи черным шелковым плащом. Франческа попыталась представить, в каком состоянии ее собственная коса. Интересно, найдется ли в лагере гребень?

– Тайфон сюда пока не добирался, – ответил Никодимус. – С учетом темноты и обилия владеющих накожной магией, я думаю, беспокоиться не о чем. Разве что демон додумается залить весь лес люцерином.

– Вот и славно, – кивнула Франческа, оглядываясь на Сайруса.

Когда ужин закончился, она поинтересовалась, где Жила. Услышав, что кобольд отлеживается в хижине, Франческа без всякого стеснения разбудила его и проверила, как движутся дела. Рана благополучно затягивалась. Убедившись, что пациент идет на поправку, целительница отправилась искать магистра Шеннона. Старик сидел в самой маленькой хижине и разговаривал с Никодимусом. На столбике кровати примостился, распушив перья и закрыв глаза, попугай-фамильяр.

Бесцеремонно выставив из хижины Никодимуса, Франческа занялась Шенноном. Чарослов попытался отказаться от осмотра, но Франческа хладнокровно пропустила все возражения мимо ушей и засыпала его вопросами, постепенно выстраивая историю болезни. Потом она его все-таки осмотрела: послушала сердце, легкие и урчащий желудок. Выстучала спину и грудную клетку, пропальпировала живот.

Сопротивление больного понемногу таяло, смущение рассеивалось. Способность Франчески наблюдать организм пациента во времени явила себя в полную силу: взгляд целительницы устремлялся то в уготованное Шеннону недолгое будущее, то в прошлое, и тогда сквозь морщины и впалые щеки проступали черты молодого смуглого красавца.

– Они еще не видели по-настоящему, насколько я сдал, – заговорил вдруг Шеннон. – Я имею в виду Никодимуса с ребятами. – Он помолчал. – Не то чтобы я хочу им демонстрировать, но… они не видели.

Франческа жестом пригласила его сесть на кровать, а сама устроилась на табурете.

– Хорошо, что я взглянула. Хотя пока заклятье не затронуло напрямую ни один из органов, по всем признакам, болезнь сильно прогрессирует.

– Прогноз?

– Непосредственной угрозы пока нет. Однако за будущее я беспокоюсь. Хорошо бы показываться целителю раз в два месяца.

– Хорошо бы Создатель послал мне до кончины хотя бы одного, – натужно рассмеялся старый чарослов.

Франческа подавила порыв напроситься добровольцем.

– Может, попробовать создать новый призрак? – спросил Шеннон.

– Нет, – мягко ответила Франческа и содрогнулась внутренне, увидев тоску на его лице. – Слишком большая нагрузка на организм.

Шеннон вздохнул.

– Никодимус верит, что отвоюет изумруд. Но раз Дейдре погибла… Это ужасная потеря.

– Вы об этом спорили с Никодимусом?

Слепой старик покачал головой.

– Не сказать чтобы спорили, о чем тут спорить… Болезнь сделала меня брюзгой. Я срываюсь на него за то, что тащит меня в дикую глушь, где я медленно гнию в хижине посреди леса, пока он шныряет по городу без единого слова из магических языков, которые я ему столько лет вдалбливал.

Франческа кивнула.

– Вам досадно, что он отказался от чарословия?

– Может, я и напрасно печалюсь. Но это единственное, что я мог ему дать.

– Он бы, думаю, возразил.

– Непременно… И все же повремени мы хоть немного с выходом из долины Небесного древа, ручаюсь, преуспели бы куда больше.

Франческа не ответила.

– Да, что же это я… Вы, в отличие от нас, не полуночница, – спохватился Шеннон, поглаживая бороду. – Сон куда важнее, чем слушать стариковское брюзжание.

– Я привыкла к недосыпу.

– Тогда считайте, что я хочу побыть один. А может, разбужу Азуру. – Он кивнул на нахохлившегося попугая.

– Спокойной ночи, магистр, – попрощалась Франческа, направляясь к выходу.

– Магистра, – окликнул ее Шеннон у самой двери. – Не знаю, как вы посмотрите на такое признание от старого пня, но…

Франческа терпеливо ждала.

– Но все же приятно, когда тебя выслушивают, осматривают, когда тебя…

«Трогают», – договорила мысленно Франческа за старого чарослова, не решавшегося произнести двусмысленность при женщине.

– Я рада, что представился случай вас осмотреть. Теперь мне будет спокойнее.

Шеннон кивнул.

Франческа вышла наружу, окунаясь в сырой аромат подлеска. Хотя в уставшие глаза словно песку насыпали, а ноги гудели не переставая, она чувствовала себя куда бодрее, чем после побега из лечебницы.

Сайрус с Никодимусом сидели у костра. Ни одного из кобольдов поблизости не наблюдалось. Заслышав ее шаги, Никодимус встал и оглянулся на хижину Шеннона.

– Он попросил пока его не беспокоить. Осмотр выявил прогрессирующую болезнь, не достигшую острой стадии, – сообщила Франческа.

Никодимус посмотрел на нее, потом снова на хижину.

– Но, возможно, вам стоит вернуться к разговору о магических языках.

– Опять он за свое… – выдохнул Никодимус.

– Тогда могут всплыть и другие нелегкие темы, – помолчав, все-таки намекнула Франческа.