Диалоги с Евгением Евтушенко - Соломон Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евтушенко: Они говорят по-русски. Хотя Митя вообще не очень разговорчивый. А Женя говорит быстро, живо. Митя интроверт, а Женя экстраверт. А так – трудно предугадать, что с ними случится.
А Машин особый дар в том, что она соединила всех со всеми.
Она очень любит моих английских детей, и Петю жалеет, и Тошу. Как-то она, слава богу, воссоединила всех.
Волков: Может быть, прочтете «Последнюю попытку»?
Евтушенко: С огромным удовольствием. Между прочим, Маша сама составляла книгу «Весь Евтушенко» и включила все стихи, посвященные моим предыдущим женам. Стихотворение «Последняя попытка» написано в 1986 году, когда я Машу встретил, а посвящение немножко позднее, в 1993 году: «Моей жене Маше, подарившей мне с той поры, как было написано стихотворение, двух сыновей – Женю и Митю».
И еще одно маленькое стихотворение. Хорошая песня есть на эти стихи, Сережа Никитин написал. «Три фигурки», 1995 год:
Волков: Евгений Саныч, а почему из всех возможных университетов вы выбрали Талсу?
Евтушенко: Случай. Я очень любил и люблю Бориса Леонидовича, очень люблю фильм Дэвида Лина «Доктор Живаго», очень люблю музыку Мориса Жарра к фильму «Доктор Живаго». Я видел, что творилось в Америке, когда он вышел. Фильм шел уже полтора-два месяца, я ездил по всей стране и специально приходил на последний сеанс, чтобы посмотреть – встанут люди в конце фильма или не встанут? И они всегда вставали. Этот фильм дал надежду очень многим людям, которые смертельно боялись войны. У нас такого не было, как у американцев.
Волков: Это я точно могу сказать, что не было.
Евтушенко: А тут увидели руку Пастернака, протянутую человечеству. И они поняли, что в России вовсе не красные роботы живут, а просто люди, которые любят и страдают.
Волков: Но почему Талса именно?
Евтушенко: А потому что, когда я оказался здесь, в Талсе, на симпозиуме по переводам, им мои фильмы понравились, которые я приезжал сюда показывать. И они мне тоже понравились. Простотой какой-то своей. Вообще, это самый типичный американский город. Я шел по улице – и вдруг откуда-то с неба возникла мелодия Лары. Средь бела дня! Я обалдел просто. Я искал – откуда? А это городские часы заиграли. И местные жители сказали, что у них давно уже так!
Волков: И так до сих пор играют?
Евтушенко: Да! В 12 часов! А я, кстати, написал стихотворение об этом[101]. И положил его на музыку Жарра.
Волков: А прочтите его!
Евтушенко:
Вы знаете, я пою это иногда. Это единственное, что я пою…
Волков: И даже не фальшивите.
Евтушенко: Да. Я это с женщинами пою, дуэтом. Вот на эту мелодию Лары. И когда я услышал вдруг эту музыку в Талсе – я суеверный человек, – подумал, что Борис Леонидович мне показывает…
Волков: Где вам приземлиться… Значит, получается, что это сделано с подсказки Пастернака?
Евтушенко: Да-да. А вы не забудьте, что все-таки он был первый великий поэт, который меня поцеловал. Я буду петь это скоро с джазом – меня просят, чтоб я это спел. Ну, конечно, это еще неизвестно, буду ли я в голосе, черт побери!
…А вы заметили, что в Талсе всюду Щелкунчики стоят?
Волков: Вообще «Щелкунчик» – это национальная американская музыка. Петр Ильич – автор двух национальных американских музык: «Щелкунчика» и увертюры «1812 год».
Евтушенко: Ну послушайте еще:
Так сделали на нашем телевидении, когда на чемпионате Европы по фигурному катанию в Загребе играли эту мелодию!