Двойной шантаж - Лора Ли Гурк

Из его груди вырвался вопль ярости и страдания, положив конец ее надеждам. С исказившимся как от боли лицом, словно прикосновения Кэти жгли его, Итан оторвал ее от себя и отшвырнул.

— Убирайся, чтобы я тебя больше не видел! — закричал он, и в его голосе было столько отвращения, что у нее чуть не разорвалось сердце. Потом Итан вытащил из кармана и бросил ей сложенный лист бумаги. — Вот договор о твоем освобождении, беги, спасай свою шкуру, но больше не попадайся мне на глаза!

Понимая, что он потерян для нее навсегда, Кэти подчинилась инстинкту самосохранения, который всегда приходил ей на помощь в самые трудные минуты жизни, и, схватив бумагу, бросилась вон, как затравленный зверь от охотника.

«Прочь, прочь, все кончено!» — билось в ее голове. Она бросилась к двери, дрожащими руками открыла ее и помчалась вперед по темному переулку.

Она бежала и бежала, как слепая, не разбирая дороги. У нее закололо в боку, она сбила ноги, но не останавливалась до тех пор, пока не потеряла последние силы и не повалилась ничком на мостовую, прижимая к груди драгоценную бумагу.

Через несколько минут Кэти медленно перекатилась на спину и морщась — саднили сбитые ноги и поцарапанные руки — села посреди пустой улицы, дрожа как осиновый лист, не в состоянии встать.

«Убирайся, чтоб я тебя больше не видел!» — жгучей болью, как от удара хлыстом, отзывались в мозгу слова Итана.

Кэти сжала голову руками, надеясь их заглушить, но ничего не вышло, и от презрения, которое звучало в этих словах, у нее разрывалось сердце. Ей показалось, что они будут до конца жизни преследовать ее, как самое страшное проклятье.

Кэти очнулась от холода. Сколько времени она просидела на мостовой, молодая женщина не знала, как не знала и того, поранилась ли, падая. Душа болела гораздо сильнее, чем тело, — вот ее единственное ощущение. В серой предрассветной мгле по улице мимо ее проулка промаршировал английский полк, и Кэти кольнула мысль, что нельзя сидеть на мостовой вечно, но найти силы встать она сумела очень не скоро.

Когда она наконец поднялась на ноги, то первым делом осмотрела себя и постаралась собраться с мыслями. Рукава платья были порваны, кожа на запястьях и предплечьях сильно поцарапана во время падения, но никаких других повреждений не заметно — Кэти вздохнула с облегчением: не хватало только сломать руку или разбить нос, хватит с нее и разбитого сердца!

Домой возвращаться нельзя, это ясно. С другой стороны, по городу рыщут английские солдаты, и попасться им на глаза было бы совсем некстати.

Денег практически нет — порывшись в карманах, Кэти обнаружила только две мелкие английские монетки, Она едва удержалась от истерического смеха: подумать только, оказаться на улице в чем была, без денег, без друзей, без надежды, с единственным достоянием — жалкими двумя пенсами! Можно ли представить себе положение нелепей?

Впрочем, нет, у нее есть еще кое-что! Кэти огляделась — на тротуаре валялся листок бумаги, вольная, которую ей швырнул Итан. Долгожданная свобода! Почему же при мысли о ней уже не щемит сладостно сердце, как раньше?

Итан прав, нужно как можно скорее уехать из Бостона. По крайней мере, от Уиллоуби она освободилась, остается Лоуден с ордером на ее арест. Если не медлить, то удастся уехать достаточно далеко прежде, чем проклятый виконт спохватится и начнет ее искать.

Кэти наклонилась, подняла документ о своем освобождении и положила его в карман.

Когда она вышла из переулка, английские солдаты уже ушли далеко вперед. Сунув в карман и свою скромную наличность — две монетки, Кэти побрела в противоположном направлении, прислушиваясь к затихающему стуку солдатских башмаков. Не имея ни малейшего понятия, куда идти и что делать, Кэти четко знала одно: от солдат надо держаться подальше.

Однако, пройдя всего несколько шагов, она остановилась и нахмурилась, размышляя. Кажется, Итан рассказывал, вернувшись из Конкорда, что англичане собирались идти маршем на этот город в воскресенье, но так и не выступили, хотя поход не отменили. Итан тогда еще гадал, на какую дату перенесено выступление.

А что, если узнать эту дату, точную дату, чтобы сообщить ему? В сердце Кэти шевельнулась надежда — может быть, тогда он ее простит?

Но надежда тут же сменилась отчаянием — Итан и слушать ничего не станет, а если все-таки согласится выслушать, то не поверит! С какой стати верить воровке и шпионке? Нет, пустая затея!

Понурившись, Кэти побрела дальше, машинально завернула за угол и остановилась, ошеломленная представшей перед ней сценой: здоровенный англичанин в красном мундире, хохоча во все горло, толкал и пинал мальчика-газетчика не больше десяти лет от роду. У Кэти сжались кулаки, когда она представила себе, что на месте этого несчастного ребенка мог быть Дэнни Мунро, который работал в «Бостонской газете».

На мгновение оставив мальчишку в покое, англичанин сгреб в охапку его газеты, сложенные на земле аккуратной стопой, и подбросил в воздух. Ветер тут же подхватил бумажные листы и разметал их по всей улице, а негодяй схватил газетчика за руку и вывернул ее за спину. Вскрикнув от боли, мальчик обозвал своего мучителя «вареным раком», изловчился и со всей силы пнул его в лодыжку носком башмака.

Солдат выругался, развернул мальчишку к себе и наотмашь ударил по лицу.

Не думая о последствиях, Кэти рванулась к ним.

— Не бейте его! — закричала она, хватая занесенную для нового удара руку англичанина. — Он же еще ребенок! Вы не смеете его бить!

Англичанин опустил руку и изумленно воззрился на невесть откуда взявшуюся защитницу, потом рассмеялся и без труда освободился.

— Почему же не смею? — спросил он, окидывая Кэти презрительным взглядом. — Я — солдат Его Величества, а распространение этой мерзкой газетенки подрывает устои королевской власти!

— С чего вы взяли? Губернатор Гейдж не издавал указа, запрещающего распространять газеты вигов.

— Вот как ты заговорила, красотка! — рявкнул англичанин, который, как и большая часть солдат в эти дни, просто кипел от злости. — Ты против нашего короля, значит, тоже изменница! Ну ничего, скоро вы, американцы, получите по заслугам за свои преступления! Убирайся прочь, ты не сможешь мне помешать!

Он оттолкнул ее, и Кэти ничего не оставалось, как только стоять и смотреть в его налившиеся кровью глаза и побагровевшее от ярости лицо, чувствуя себя совершенно бессильной перед злом, как и в тот раз, когда Уиллоу-би заставил ее наблюдать за мучениями несчастной Пэт-си Уэллс.

Ей пришли на ум слова Итана: «Человек достоин лучшей жизни, он не должен зависеть от прихоти тирана-короля или рабовладельца! Ради этого мы готовы поставить на карту свои жизни!»

Тогда она посчитала его тираду несусветной чушью, но сейчас, когда мерзавец-англичанин терзал маленького мальчика только за то, что тот продавал газеты, эти слова внезапно обрели для нее смысл.

Кэти сжала зубы — она не позволит бить ни в чем не повинного ребенка, чего бы ей это ни стоило!