Ангелы Черчилля - Руби Джексон

– Спасибо. – Она улыбнулась. – Вы не торопитесь?

– Мне предложили место для ночлега, и я ответил согласием. Давайте присоединимся к коллегам и утолим голод. Что скажете?

– У меня только третья категория.

Он со смехом подался к ней, как будто… Нет, она не позволяла себе думать о том, что может быть у него на уме.

– Первая категория, и никакой другой! Идемте, Дейзи Петри, вы будете утолять жажду, а я тем временем узнаю, чем нас могут угостить.

В столовой было, как всегда, людно. Томаш хорошо знал многих летчиков, с которыми весело поболтал за сильно разбавленными напитками, которых Дейзи никогда раньше не пробовала и была бы рада не пробовать больше никогда. Наконец компания сама по себе распалась, и она очутилась за столиком вдвоем с Томашем. Перед ними поставили тарелки с упоительно пахнущим рагу.

– То ли кролик, то ли цыпленок, то ли пожилая курица, то ли ягненок, а, скорее, старый баран, – вспомнил Томаш давнюю трапезу в пабе.

– Какая разница? – сказала она. – Я ужасно проголодалась, а запах! С ума сойти!

– Согласен. Не станем портить удовольствие вареной капустой.

Они захохотали, как старые друзья, и принялись за рагу, происхождение которого так и осталось невыясненным. За едой они разговорились.

– Мой брат вернулся домой, мой старший брат Сэм. Католический священник принес маме письмо из Италии. Сэм говорит, что сбежал из лагеря военнопленных. Понятия не имею, где находился лагерь. Потом он работал в Италии. – Она запнулась. – Я должна была рассказать вам об этом еще в Рождество, но не вышло.

– Потому что тогда мы беседовали о другом. Как же он попал из Италии домой?

– Каким-то образом перебрался во Францию, а оттуда его забрал британский самолет. Вы ведь тоже занимаетесь чем-то вроде этого, Томаш?

– Мы все много чего забираем и доставляем, Дейзи. Рад, что ваш брат уцелел. Он здоров?

Она объяснила, что еще не получила увольнительной, не побывала в Дартфорде и не виделась с Сэмом.

– Всему свое время. Он пишет?

– Не имеет такой привычки. С этим у него всегда была беда. Главное, он жив-здоров. Роуз считает, что он подумывает о возвращении в свой полк.

– Это будет зависеть от состояния его здоровья и психики.

– Понимаю; но я знаю Сэма. Он не усидит на месте, для него главное – долг.

Пора было идти. Они попрощались с остальными, и Томаш, ночевавший в офицерском общежитии, вызвался проводить Дейзи.

– Вам всегда гарантирован ночлег, подполковник! – крикнул ему вслед кто-то из старших офицеров. Другие засмеялись. Томаш покраснел, но Дейзи этого не увидела.

Был чудесный вечер, холодный, зато ясный, в небе мерцали звезды, белела почти полная луна. «Только бы не было воздушной тревоги!» – подумала Дейзи. Недавно база пережила два налета подряд; прыжки в канаву стали неотъемлемой частью повседневной жизни.

К ее удивлению, Томаш думал о том же.

– Какая красота – ночное небо! Хочется гнать гадкие мысли, что в любую минуту может с ревом нагрянуть разрушение, смерть…

– Не говорите об этом, Томаш, даже не думайте! Это и так происходит слишком часто.

Он остановился и повернулся к ней, как будто собрался сказать что-то очень важное. Дейзи замерла, глядя на его правильные черты, но ничего не дождалась.

– В чем дело?

– Никак не соображу, как сказать то, что хочу. Возможно, вы заметили, что я перестаю владеть английской речью, когда…

Он не смог договорить, и Дейзи спрятала улыбку. Неужели он собирался признаться, что нервничает? Непохоже на аса-орденоносца!

– … когда нервничаю, – выдавил он, и ей опять пришлось бороться с желанием улыбнуться.

– Это всего лишь я, Дейзи Петри. Говорите то, что хотите.

Он схватил ее за руки и тут же, поняв, что делает, выпустил их.

– Не могу. Это неправильно…

Внезапно все стало ясно, как великолепное небо у них над головой. Хочет ли она, чтобы он это сказал? Она потупила взор, вспомнив, что сердце самолета знакомо ей гораздо лучше, чем сердце мужчины.

– Томаш, зачем вы, опытный пилот, приехали в старую конюшню помогать мне учиться летать?

– Все просто: в первый раз – только в самый первый! – я приехал, чтобы отблагодарить Эдейра за его бесконечную доброту. Я приехал учить вас, потому что Эдейр был моим первым другом в этой новой стране. Но поверьте, потом я приезжал уже потому, что хотел увидеться с вами. Однажды, в тот день, когда вы полетели самостоятельно, Эдейр признался мне, что влюбился. Что я мог поделать? Он же мой друг? У него почти ничего не было, но всем, пусть немногим, он делился со мной. Я был рад за него, что он нашел хорошую девушку, а когда я это понял, мне Дейзи Петри тоже понравилась. Я сказал ему: «Хорошо», потому что ведь это замечательно, когда тебе нравится женщина, на которой женится твой друг. И потом, я гораздо старше вас…

Он свесил голову, и ей подумалось, что он сделал это нарочно, чтобы она увидела проседь в его густых, когда-то черных волосах. Потом он выпрямился и посмотрел ей в глаза:

– Мне тридцать четыре года.

– Тридцать четыре? О, Томаш! – Дейзи рассмеялась. – Простите! Я думала, вы старше. Может, это из-за ваших глаз: они такие грустные!

Он смотрел на нее своими грустными глазами, видевшими столько боли, и она поняла, что он готов улететь, что не останется ночевать на базе. Этого нельзя было допустить, это было бы печальным недоразумением!

– Останьтесь, Томаш. Какая мне разница? Я думала, что вы старше, – ну и что?

Он снял фуражку и стал комкать в руках. Теперь его глаза, только что такие тусклые, сияли – но не от слез.

– Вам неважно, что я гожусь вам в отцы?

Дейзи быстро произвела мысленный подсчет:

– Быстро же вы взрослеете у себя в Чехословакии! – При виде румянца на его бледных щеках она заулыбалась: – Вы старше меня всего на четырнадцать лет, Томаш. – Она покосилась на его фуражку. – Наденьте, а то совсем испортите!

– Поверьте, Дейзи, я ничего так не хочу, как остаться с вами навсегда, но…

– Знаю, господин подполковник: война.

Он стоял неподвижно, она тоже.

– Мы по-прежнему друзья, Томаш?

Он шагнул к ней, потом отступил.

– Если это то, чего вы хотите, Дейзи, то я навсегда останусь вашим другом.

Что ей на это сказать? Чего она хочет – дружбы или, возможно, большего?

– Можете сказать мне, куда летите?

– Конечно, завтра рано утром я возвращаюсь в свою эскадрилью. Куда я полечу потом, в значительной степени зависит от противника.

– Вам больше не предстоят полеты на оккупированную территорию за «особым грузом»?