Тот, кто знает. Том 1. Опасные вопросы - Александра Маринина

Через три часа капельницу сняли, и Наташа унесла девочку впалату. Она попыталась было покормить ее, но после первого же глотка снованачалась рвота. Заглянула Кира Михайловна, послушала дыхание, посчитала пульс,велела измерить температуру.

- Ничего, ничего, мамочка, - сказала она Наташе, - все,что в таких случаях нужно делать, мы сделали, вотвот будет эффект. Нужно ещенемножко подождать.

Она говорила еще какие-то успокаивающие слова, но лицо у неебыло встревоженное. Наташа старалась не думать о плохом. Ну мало ли отчегоможет быть встревоженным лицо врача, работающего в детской инфекционнойбольнице, в отделении острых респираторных заболеваний и крупа? Детишки лежатбольные, некоторые - тяжелые, и не с чего работающему врачу веселиться. Может,Кира Михайловна тревожится о совсем другом ребенке, понастоящему тяжелобольном, она все время только о нем и думает, а с Ксюшей ничего страшного непроисходит, вотвот начнут действовать лекарства, дадут эффект многочисленныеингаляции, и девочка перестанет задыхаться и пойдет на поправку.

Но лекарства отчего-то не действовали, обещанного эффектавсе не наступало, Ксюша по-прежнему кашляла и задыхалась, температура точутьчуть снижалась, то снова повышалась. Однако Кира Михайловна каждый раз,заходя в палату, успокаивала Наташу и говорила, что все идет своим чередом.

В пять часов вечера решили ставить вторую капельницу.Наташа, как и утром, осталась в коридоре, перед дверью процедурного кабинета,ожидая, когда ее позовут, чтобы сидеть с Ксюшей, и приготовилась пережить ещенесколько страшных минут, когда малышка начнет кричать от боли, ведь на этотраз попасть в вену будет еще труднее.

"Ксюшенька, девочка моя, потерпи, мое солнышко, этонадо потерпеть, чтобы тебе могли ввести лекарство, чтобы ты поскорее поправилась," - едва шевеля губами, шептала Наташа, крепко зажмурившись, сжав кулаки имысленно представляя себе крошечную ручку, тонкую вену и медицинскую иглу,которая легко и безболезненно проникает внутрь. Ей казалось, что таким образомона сможет передать ребенку свою силу и энергию.

Внезапно все изменилось. Выскочившая из процедурногокабинета медсестра промчалась по коридору и сорвала телефонную трубку.

- Реанимация?

Наташу охватила паника. Какая реанимация? Почему? Ее Ксюшане может быть больна настолько тяжело, чтобы ей нужна была реанимация.

- …сейчас принесут ребенка, - доносился до нее голосмедсестры, - круп дал остановку дыхания.

В это же время другая медсестра вышла из процедурки с Ксюшейна руках и почти бегом направилась к лифту.

- Куда вы ее несете? - истошно закричала Наташа, хватаямедсестру за халат. - Что с моим ребенком?

- Не волнуйтесь, - подошедшая сзади Кира Михайловнааккуратным, но сильным движением отстранила Наташу и встала между ней имедсестрой, на руках у которой лежала синюшнобледная, с закрытыми глазами,девятимесячная Ксюша. - Это часто бывает при крупе. Сейчас девочкой займутся вреанимации, там очень опытные врачи.

- Я пойду с вами!

- Нет, нельзя.

- Но я хочу быть рядом со своим ребенком!!!

- Не кричите, мамочка, туда нельзя. Это реанимация, ане прогулочный дворик. Оставайтесь в отделении, девочку вам принесут, когдабудет можно.

Медсестра с Ксюшей на руках и Кира Михайловна скрылись заавтоматически сдвинувшимися дверьми лифта, а Наташа побрела в палату."Больше никогда, - твердила она себе, сгорбившись на краешке кровати, -больше никогда я не доверю своего ребенка никому, кроме себя самой. Пусть идетк черту эта работа, пусть идет к черту это кино, пусть идет к черту этот лидер,о жизни которого я должна писать сценарий. Я откажусь от всех контрактов, вернуаванс и буду сидеть дома до тех пор, пока Ксюша не вырастет. Прав был Вадим, ненужно мне быть сценаристом, зачем мне слава и известность, которых у меня всеравно никогда не будет. Мне нужно сидеть дома и заниматься своими детьми.Больше никогда я не доверю Ксюшу никому, никому, никому!"

Кира Михайловна появилась только около восьми вечера.

- Не волнуйтесь, - снова произнесла она уже ставшиепривычными слова, - все будет в порядке, вашей девочкой занимаются оченьопытные врачи, они и не таких детишек вытаскивали. Поешьте и постарайтесьпоспать, утром девочку вам принесут.

Наташа с отвращением посмотрела на стоящий на тумбочке давноостывший ужин - она даже не заметила, когда его принесли. Как там Ксюша? Небольно ли ей? Не страшно ли? Не холодно ли? Что там с ней делают? Ей уже легчедышать? Она уже не так сильно кашляет? Почему ее так долго не несут? А можетбыть, все уже давно закончилось благополучно, и Ксюша просто уснула, а врачибоятся ее разбудить, поэтому не несут в отделение?

Она подошла к сестринскому посту и попросила медсеструпозвонить в реанимацию. Ничего утешительного ей не сказали, состояние ребенкатяжелое, меры принимаются.

Время потеряло для Наташи свою равномерность. Оно тозамедлялось, и оказывалось, что прошло всего десять минут, хотя Наташеказалось, что давно должно было наступить утро, то вдруг совершало огромныйскачок, и Наташа, очнувшись от тяжелого черного забытья, в которое погружалась,сидя на стуле рядом с сестринским постом, вдруг обнаруживала, что прошло большедвух часов.

Около пяти утра сестра снова позвонила в реанимацию.

- Нет, - быстро сказала Наташа, увидев ее лицо, когдата еще не положила трубку. - Я не хочу этого слышать. Это не с моим ребенком.Правда же, не с моим? Ксюша Воронова. Вам же не про нее сказали, правда?

Она продолжала еще долго что-то говорить, убеждая медсестру,что произошла ошибка, что этого не может быть, что ее ребенок еще позавчераднем, даже еще позавчера вечером, в восемь часов, был совершенно здоров, и такпросто не может быть, так же не бывает, чтобы за одни сутки… Одна часть еесознания мучительно боролась со страшной правдой, другая же часть приняла ее имедленно умирала.

Наташа не знала, сколько времени прошло до того момента,пока не пришел врач из реанимации. Может быть, несколько часов, может быть,несколько лет. Тяжелый грипп, осложненный отеком мозга. В таких случаях ничегосделать нельзя.

Ее сознание словно разделилось на несколько частей, почтиникак друг с другом не связанных. Одна часть знала, что рядом - Вадим, БэллаЛьвовна, Иринка, Инна с Гришей, и всем им так же больно и горько, как и ей, иони так же страдают и плачут по Ксюшеньке, и слезы их - настоящие, искренние.Другая же часть чувствовала, что Наташа - одна во всем мире со своим горем, иникто не разделит с ней его тяжесть, и никто не почувствует его так же остро,как она, и никто не услышит, как исступленно и тоскливо воет ее сердце. Третьячасть пыталась вернуть Наташу к жизни, твердя о том, что у нее двое сыновей,которых нужно растить и о которых нужно заботиться, двое сыновей, ради которыхнужно через все переступить и продолжать жить, ни в чем не ущемляя мальчиков ине лишая их материнской ласки и любви, не отбирая у них повседневную радостьбытия и познания мира. Мальчики ни в чем не виноваты, они не заслуживают того,чтобы в доме повис вечный мрак и траурное молчание. Четвертая же часть сознанияпыталась понять…