Голоса прошлого - Ната Чернышева

   И передал мне медаль «За отвагу». А я вдруг отчётливо разглядела знаки паранорм у него на воротничке: первый телепатический ранг и серберяную молнию неограниченного психокинеза. Кай Тропинин был когда– то целителем, как я. Даже не так, как я, я – натурал, а он со своей паранормой родился. Что произошло в его жизни такое, что смогло перебить генетическое программирование, что толкнуло на полный отказ от заложенного ещё до зачатия предназначения?!

   Адмирал пожал мне руку, как полагается. Ладонь у него была сухая и горячая, я потом долго ещё чувствовала это прикосновение.

   Наверное, именно тогда отравленной иглой скользнула в сознание дерзкая мысль: он смог, смогу и я. Первый шаг в сторону от профессии.

   Во вполне определённую сторону.

   На дорогу к Альфа– Геспину.

***

– Меня приглашают по обмену опытом в Научно– Исследовательский Центр Номон, – сообщила Ане.

   Она счастливо улыбалась. Могу понять. Номон – это серьёзно. Я сама когда– то мечтала попасть туда на практику; если бы был жив мой учитель и наставник профессор Таркнесс, по его рекомендации меня бы, возможно, взяли. После череды зверских, по слухам, экзаменов. Ходили легенды, будто экзаменаторы Номона завернули однажды лаурета Нобелевской премии –престижной, наивысшей премии Земной Федерации, с богатой историей, уходящей корнями в докосмическую эпоху Старой Терры…

   – Это хорошо, – сказала я.

   Она протянула мне вышитую подушечку, с бахромой по краям:

   – Вот… Тебе, на память.

   – Спасибо, – я взяла вещицу.

   Подушечка была мягкой и шелковистой на ощупь, а вышитый рисунок – заснеженный одинокий дом посреди ледяной пустыни под тёмным, с редкими точками звёзд, небом, – необъяснимым образом имел объём, хотя и не был голограммой.

   – А это для Норы, – Ане не могла выговорить имя девочки правильно, отчего сократила его до Норы, и так оно и осталось.

   Хороший неё подарок вышел. Тряпичная куколка. Филигранно вышитое личико, вязаная одежда, на ручках– ножках – ноготочки, опять же вышитые, разбитая, залепленная прозрачным пластырем коленка, хулиганский взгляд и косички в разные стороны… Даже немного жаль стало, что я сама уже не маленькая и мне в такие куколки играть уже не положено.

   – Какое чудо, – искренне сказала я. – Пойдем, положим рядом с кроваткой. Проснётся, вот будет сюрприз.

   Мы пошли в детскую, положили подарок рядом на маленькую тумбочку. Нохораи сладко спала на боку, обняв подушку и тихонько сопя. Умаялась за день. Вообще, она стала крепче спать, это радовало. Мы тихонько вернулись в гостиную. Ане углядела раскрытый на расписании рейсовых транзитников терминал и спросила:

   – Ты уезжаешь тоже?

   – Да, – подтвердила я.

   – Куда?

   – Подальше отсюда. На Старую Терру…

   – Ого, – не сдержалась она. – Но там же… ледниковый период. И они принимают не всех! Там очень сложно получить вид на жительство. Или ты собираешься работать по временному разрешению?!

   Временное разрешение – дрянь, низкий статус практически везде, даже в нечеловеческих секторах Федерации.

   – Целителей мало, Ане, – объяснила я. – Учеников профессора Таркнесса ещё меньше, и в перспективе их количество будет только уменьшаться: Марвин Таркнесс погиб при штурме Менлиссари. Я вообще подозреваю, что с моей паранормой оторвут с руками везде, куда бы я ни нацелилась.

   – А почему тогда ты не нацелилась в Номон? – удивилась Ане. – Это же намного лучше промёрзшей планеты на задворках Вселенной!

   – Потому что Терра – задворки Вселенной, – криво усмехнулась я. – Верно ты сказала. Задворки. Я ухожу из космоса насовсем, Ане! Я не хочу больше, никогда больше не хочу видеть ольров. Вообще. Любых. Ты не представляешь даже, как я перепугалась тогда! Я думала, я с ума сойду.

   Наивная, я ещё барахталась, не желая уходить из профессии. Я ещё надеялась найти для себя и для Нохораи такой уголок в мире, где никто не тронет. Всё, что я хотела, это мирно жить, лечить людей, воспитывать дочь. Разве я много хотела?

   – Отчего же, – тихо сказала Ане. – Представляю. Я тебя видела…

   Я покачала головой, обхватывая себя руками. Ане не телепат, как ей объяснишь? Чувство словами не опишешь, как ни старайся. Только картинкой, только переживанием и совместной эмоциональной связью можно объяснить такое, чему не вдруг и не всегда подберёшь слова.

   – Ты ещё не купила билет? – спросила Ане.

   Я покачала головой: нет.

   – А я уже… Если ты не против, может, подгадаешь время, и пойдём к отправному терминалу вместе?

   Я была не против. Подвинула к себе терминал, прошлась по расписанию. Рейс в локальное пространство Солнца, близкий к рейсу в локаль Таурона, где находился центр Номон, нашёлся быстро. Расставаться с Ане было жаль, но мы условились связываться друг с другом и, возможно, встретиться… разумеется, не сразу после перелёта, а, скажем, через половину стандартного года. Я принципиально не желала покидать планету, но Ане веско заявила, что через полгода я передумаю, потому что взвою на поверхности, и что сейчас договариваться бессмысленно. Поживём – увидим. Решим, куда поехать и чем там заняться. Да и Нохораи подрастёт, сумеет оценить поездку.

   На том и условились.

   Ане ушла, а я начала собирать вещи. Их было немного, но я любила собираться заранее, не оставляя себе шанса что– либо забыть и хватиться забытого только через двадцать килопарсек дороги.

   Впереди ждала древняя колыбель Человечества, застывшая в холодах ледникового периода Старая Терра.

Санкт– Петербург, Старая Терра, локальное пространство Солнца, Земная Федерация, двадцать девять лет назад

   Тусклое Солнце светило сквозь розоватую дымку. Прояснение, при прояснении всегда холодает. Настолько, что атмосферная влага начинает выпадать сухим мелким снежком, искрящимся в солнечных лучах всеми цветами радуги. Только пожив на Терре, я осознала в полной мере, что минус двадцать – после минус шестидесяти!– это ПОТЕПЛЕНИЕ! Я ещё нигде так не мёрзла, как здесь. Хорошо, что госпиталь ифмеет автономную систему жизнеобеспечения, как на космической станции, и в гостевой сектор, где мне отвели квартиру, тоже. Местные же выработали естественную мутацию, позволяющую им на холод поплёвывать… ну как, поплёвывать, относительно. Весной и летом, а зимой на улицу лишний раз не выбирались даже они.

   А эта постоянная прохлада внутри помещений, что зимой, что летом! У себя я отрегулировала температуру, как считала нужным, но на работе никто не собирался учитывать мои предпочтения; приходилось утепляться. Коллеги незлобиво подсмеивались над моей закалкой, точнее, её полным отсутствием, и грозились прихватить с собой в пеший поход с палаточной ночёвкой. Чтобы всё как положено: спальный мешок, еда на костре, звёзды, головоломный спуск на лыжах по горному треку. Я неизменно отказывалась. Из этого похода меня принесут вперёд ногами и – прямо в крематорий. Вот где я наконец– то согреюсь!