Голоса прошлого - Ната Чернышева

   – Чего? – не сдержалась я вслух.

   Ане улыбнулась снова.

   – Ты!– возмутилась я. – Ты что– то знаешь!

   – Ну да, меня о тебе расспрашивали, – сказала подруга.

   – И что ты им рассказала?

   – Правду. Ты спасла меня, и не только меня. Если бы не ты, нас бы затащили в тот транспортник, и где бы мы сейчас были. Станцию отбили, но отбить маленький транспортник намного тяжелее. Может быть, его остановили бы. Может быть, нет. Я не знаю. Проверять практикой, сама понимаешь, не хочется.

   – Лучше бы ты промолчала, Ане, – с досадой сказала я. – Зачем мне ещё и это…

   – Не скромничай, – ответила она. – Ты заслужила.

   Заслужила. Я плоховато помнила события того дня. Ужас свой запомнила прекрасно, а вот всё остальное вспоминалось словно бы через дымку. Через ослабленный фильтр сквозь толстое, изрядно запылённое окно.

***

Утром мы собрались на парад. На комической станции утро и вечер – условны, дань привычному суточному режиму сна и отдыха. Половина народу на станции живёт по ночному распорядку, половина по дневному, ночь и день неотличимы друг от друга. Но весь жизненный график привязан к стандартному времени, которое отсчитывается по суточным циклам Старой Терры, и потому в разговоре сохраняется: ночная смена, дневная прогулка, вечерний рейс, утренняя пробежка.

   Стандартное время принято основным для всех космических объектов. Очень удобно. Ночь на пересадочной станции в локали Ратеене совпадает с ночью на станции Кларенс, синхронизирована вся сеть межзвёздных GVS и локальных MVS Федерации, и можно представить себе, какой дикий хаос начнётся, если каждая станция станет жить по времени главной планеты своей локали или по своему собственному времени.

   В торжественные дни прямо полагалось открыто носить все свои награды; у Ане были значки медицинской службы Ласточки: Орден Доблести и Знак Почёта, федерального, правда, значения. А мне пришлось достать свой Солнечный Крест. Я получила его за Соппат, в возрасте, который мало кто назовёт зрелым; позже, читая материалы по Соппату, я наткнулась на подробные описания, за что… и запоздалым ужасом поползли по спине мурашки. Не хотелось верить в то, что это было когда– то со мной. Я почти не помнила ничего. Но принимать отстранённо изложенное в обезличенном файле военной библиотеки Альфа– Геспина не получалось.

   – Ого, – сказала Ане с уважением.

   – Да… – неловко ответила я. – Так вот вышло… Соппат, Ане.

   Она подняла брови в удивлении.

   – Так вот почему ты так яростно говорила тогда! Но, погоди, сколько же тебе было лет? Двенадцать?

   – Десять, – бледно усмехнулась я. – Но видишь, какая штука… У меня обнаружилась опухоль в мозгу… и флотские целители отказали мне в паранормальной коррекции: для них это оказался безнадёжный случай. Лечили паллиативно, нейрохирургией. И я, понимаешь… я попросила врачей, чтобы заодно убрали память. Не телепатически, любой телепатический блок можно вскрыть или ослабить. А чисто физически чтобы убрали те части мозга, ответственные за память о Соппатском исследовательском центре. Я не хотела помнить всё то дерьмо. Мне пошли навстречу. А это…– я коснулась ладонью Креста, – это теперь со мной. Адмирал Гартман лично вручил, тогда тоже был парад. Парад помню. Всё, что было до – нет.

   – Ох, Энн, – сочувственно выговорила Ане, приобнимая меня за плечи. – Досталось же тебе…

   Не люблю жалость. Не люблю, когда кто– то жалеет. Всегда хочется стиснуть зубы и заорать. Но у Ане получалось настолько добро, настолько исцеляюще, что хотелось пить её щедро льющиеся чувства, как живую воду прозрачного родничка.

   – Пойдём, – сказала я, с треском захлопывая пустую коробочку из– под Креста. – Опоздаем…

   И мы пошли.

    Военные, отбившие станцию у врага, уходили на свои базы, оставляя на лечение тяжелораненых; раненых настолько тяжело, правда, было немного. В локальном пространстве Кларенс отныне будет находиться постоянная опора Военно– Космических Сил Федерации. Кларенс получил живительную дозу для своей экономики: военные заказы, военное строительство, медицинское обслуживание и прочее в том же духе. Ну, а по традиции, обязательно проводился парад. Всё по той же традиции парад принимал и проводил тот, кто руководил боевой операцией по спасению. В нашем случае, – Кай Тропинин. Личность незаурядная, что уже там.

   Нохораи прыгала от счастья: она очень хотела увидеть настоящих военных и настоящего адмирала. И по такому случаю мы нарядили её в белый костюмчик и вплели в пружинки волос белые ленточки, Ане принесла ей связку разноцветных воздушных шариков, наполненных гелием, всего штук девять, и конечно же, один девочка упустила, и он улетел под потолок, а потом его снесло в шахту лифта. Чётное количество шариков никуда не годилось, и один мы оставили дома, осторожно вытеребив из связки его верёвочку.

   Нохораи смеялась. Снова. Я слушала её смех, и поневоле улыбалась сама. Разительная перемена, если учесть вторую половину ночи, которую девочка провела у меня под боком, вздрагивая от ночных кошмаров. Психологи говорили, это пройдёт. Они говорили, возраст такой, в котором скорректировать возможно всё, сколько– нибудь значимого следа не останется. Прогресс был, но слабенький. А моя паранорма не умела исцелять боль души. Только время. Такое лечит только время…

   Парад впечатлял, как всегда впечатляет дисциплинированная монолитная мощь любой армии.

   Космодесант. Бравые парни и смелые девушки. В броне, но с открытыми шлемами. Они не умирали от ужаса при одном взгляде на свои кошмары, они эти кошмары убивали. Ножом, плазмой, пирокинезом. На краткий миг мне вдруг остро захотелось быть с ними, быть как они. Чтобы никогда больше…

   Адмирал Тропинин. Седой мужчина в серьёзном возрасте. Не старик, стариком его назовут ещё очень нескоро. Но уж не мальчик! Говорили, будто ему уже сто лет и будто первый свой, с блеском выигранный бой, он провёл в четырнадцать, хотя в информе об этом было ни слова. Краткий биографический очерк описывал юность адмирала стандартно: родился в семье потомственных военных, вырос на планете Ясная Поляна в локальном пространстве Новой России, поступил в Академию Бета– Геспина, окончил её с блеском… и дослужился до адмирала. Через победы и поражения, приобретя бесценный полевой опыт и превратившись в настоящую головную боль для врага.

   Помимо меня награды получили несколько гражданских станционеров и двое транзитников: за проявленное мужество при обороне станции от врага. И когда очередь дошла до меня, я вышла, обмирая от волнения – как же так, человек– легенда, а я его вот вижу, на расстоянии вытянутой руки, и, конечно, в полном обалдении от происходящего я выдала под запись:

   – За что? Я перетрусила страшно, я едва не умерла от ужаса, я не достойна!

   А он улыбнулся и спокойно объяснил за что:

   – Вы уничтожили восемь боевых единиц врага, госпожа Ламберт, ваши действия спасли жизнь и свободу двадцати семи гражданским специалистам. Побольше бы нам таких «трусов»!