Власть привычки. Почему мы живем и работаем именно так, а не иначе - Чарлз Дахигг

Кинг увидел силу этих привычек одновременно с городом Монтгомери. «Не могу закончить, не предупредив вас, – сказал он в переполненной церкви в день отмены бойкота. Впереди ждали еще десять лет протестов, но конец был уже виден. – Садясь в автобус, проявите любовь. Обратите врага своего в друга своего. Настало время перейти от протестов к примирению… С этой верой мы сумеем уйти от мрака жестокости человека к человеку и прийти к яркому сверкающему свету свободы и справедливости».

В то утро, когда начались проблемы, – за много лет до того, как она вообще осознала их существование, – Энджи Бэчменн сидела у себя дома, смотрела телевизор и так скучала, что серьезно подумывала о том, чтобы разобрать ящик со столовым серебром[280].

Несколько недель назад ее младшая дочь начала ходить в детский сад, а две старшие учились в школе. Их жизнь заполняли друзья, сплетни и развлечения, которые мать не могла ни понять, ни разделить. Ее муж, топограф, часто уходил на работу в восемь утра и возвращался не раньше шести вечера. Весь день Бэчменн находилась дома одна. Она вышла замуж в девятнадцать лет, забеременела в двадцать, а потом только и делала, что целыми днями упаковывала школьные обеды, играла в принцессу и обслуживала семью. Впервые за двадцать лет она чувствовала себя по-настоящему одинокой. В старших классах ее друзья говорили, что ей надо стать моделью, но когда Энджи бросила учебу и вышла замуж за гитариста – который в конце концов все-таки нашел нормальную работу, – то стала просто мамой.

Половина одиннадцатого утра, все три дочери ушли, и Бэчменн снова прибегла к испытанному способу – приклеила на кухонные часы лист бумаги, чтобы не смотреть на них каждые три минуты.

Она понятия не имела, чем себя занять.

В тот же день Бэчменн заключила сама с собой сделку: если до полудня не сойдет с ума и не съест торт из холодильника, то съездит куда-нибудь поразвлечься. Следующие девяносто минут она пыталась придумать, как именно будет развлекаться. Когда часы пробили двенадцать, она накрасилась, надела красивое платье и отправилась в плавучее казино в двадцати минутах от дома. Даже в полдень – в четверг – в казино было полно людей, которые пришли сюда отдохнуть от мыльных опер и складывания выстиранного белья. У входа играла музыкальная группа. Женщина раздавала бесплатные коктейли. Бэчменн съела креветку со шведского стола. Ощущение было роскошное – как будто прогуливаешь уроки. Она протиснулась к столу, за которым играли в блэкджек. Дилер терпеливо объяснял правила. Когда фишки на 40 долларов кончились, она взглянула на часы и обнаружила, что два часа пролетели в один миг. Пора возвращаться домой – забрать младшую дочь из садика. В тот вечер за ужином Бэчменн впервые за целый месяц нашла тему для разговора помимо телешоу «Цена удачи».

Отец Энджи был водителем грузовика, который в среднем возрасте вдруг круто изменил свою жизнь и стал поэтом-песенником. Ее брат тоже писал песни и даже получил несколько наград. А вот саму Бэчменн родители представляли друзьям и знакомым исключительно как «маму».

«Я всегда чувствовала себя бездарностью, – призналась она мне. – Да, я считаю, что я умная, и знаю, что я хорошая мать. Но я мало что могла показать со словами “смотрите, вот он, мой талант”».

После первой поездки в казино Бэчменн стала ходить туда каждую неделю, по пятницам во второй половине дня. Это была своего рода награда за пустые дни, домашнюю уборку и сохранение здравого рассудка. Она знала, что пристрастие к азартным играм может привести к неприятностям, и установила себе жесткое правило: играть в блэкджек не больше часа и ставить только те деньги, которые лежат в кошельке. «Я воспринимала это как работу, – сказала она. – Никогда не выходила из дома до полудня и всегда вовремя забирала дочь из садика. Я была очень дисциплинированной».

Поначалу денег не хватало даже на час. Однако через шесть месяцев Бэчменн уже знала достаточно приемов и уловок, чтобы чуточку изменить правила и не только оставаться за игорным столом два или даже три часа, но и уходить отнюдь не с пустыми карманами. Однажды она села за блэкджек с 80 долларами в кошельке, а встала с 530 – вполне достаточно, чтобы купить продукты, оплатить телефонные счета и отложить немного на черный день. Компания, которой принадлежало казино «Harrah 's Entertain-ment», отправляла Бэчменн купоны на бесплатную еду в буфете, и по субботним вечерам она водила туда всю семью.

В Айове, где жила Бэчменн, азартные игры легализовали всего несколько лет назад. До 1989 года законодатели штата опасались, что некоторым гражданам будет трудно бороться с соблазнами карт и игральных костей. Эта проблема родилась одновременно с американским народом. Азартные игры – «дитя алчности, брат несправедливости и отец убытков, – писал Джордж Вашингтон в 1783 году. – Это порок, который может породить любое зло… Одним словом, мало кто выигрывает от этого гадкого занятия, зато страдают тысячи»[281]. Защищать людей от вредных привычек, то есть в первую очередь определять, какие привычки следует считать «дурными», прерогатива, которую законодатели с удовольствием взяли на себя. Проституция, азартные игры, продажа алкогольных напитков по субботам, порнография, ростовщичество, супружеская измена (или, если ваши вкусы нестандартны, «шведская семья») – все эти привычки законодатели регулировали, объявляли вне закона или пытались препятствовать им с помощью строгих (и часто неэффективных) законов.

Легализуя казино, законодатели Айовы настолько волновались, что ограничили их речными судами и разрешили делать ставку не больше 5 долларов. Максимальный проигрыш за один визит не мог превышать двухсот долларов. Впрочем, через несколько лет некоторые казино переехали в Миссисипи, где никаких ограничений не было, и законодатели Айовы отменили эти правила. В 2010 году игорный бизнес принес штату 269 миллионов долларов в виде налогов[282].

* * *

В 2000 году у родителей Энджи Бэчменн, заядлых курильщиков, начали проявляться симптомы легочного заболевания. Каждые две недели она летала к ним в Теннесси, чтобы купить продукты и помочь приготовить еду. Возвращаясь домой к мужу и дочерям, Энджи чувствовала себя еще более одинокой, чем раньше. Иногда дома никого не было целыми днями; как будто в ее отсутствие друзья забыли о ней, а семья научилась справляться самостоятельно.