Между Амуром и Невой - Николай Свечин

Генералы высокомерно, с презрением кивнули и молча вышли, грохоча по паркету сапогами. В приемной застыл растерянный подполковник Воейков с телефонной трубкой в руках.

— Войдёшь через пять минут, — приказал ему Енгалычев. — Пора тебе в строй, ох, пора… Как раз освободилась вакансия батальонного командира. На Мангышлаке.

Снял с вешалки шинели с папахами — свою и Обручева, и они ушли, одеваясь на ходу.

Хинтерроу вышел из «Золотого якоря» в первом часу ночи в игривом расположении духа. В обед он выиграл в собрании «жёлтых» кирасир четыреста рублей у флигель-адъютанта Чингиз-хана (потомка!), а за ужином договорился с певичкой Анхен о встрече завтра в номерах Геростратова. Извозчика у входа не оказалось, почему-то, ни одного. Выругавшись, сэр Адриан пошёл по набережной Фонтанки на биржу, раскуривая по пути сигару. Вдруг чья-то крепкая рука схватила его за воротник и втолкнула в подворотню. Три рослые фигуры со всех сторон обступили англичанина, прижали к стене и бесцеремонно обыскали. Отобрали часы, бумажник и серебряный папиросник, да ещё и дали в ухо, чтобы не кочевряжился.

— Запонки посмотри… и булавку на галстухе, — хрипло посоветовал левый. Тот, что держал Хинтерроу за грудки, дыхнул на него сложным амбрэ табака, водки и лука, и зашарил по манишке. Вдруг отошла туча и луна, пробившись в подворотню, осветила лица «дергачей». Сэр Адриан увидел бородатых, свирепого вида субъектов, и даже разглядел приметный шрам на щеке главаря.

— Всё, Серёга, он нас срисовал! — зло прошептал тот, что справа. — Говорил тебе — башлык намотай; так лень!

— Гля, а он иностранец, — выдохнул левый, — эдак нас всех за Бугры пропишут.

— Не пропишут, — угрожающе отрезал главарь, двинул плечом, и лезвие ножа уперлось англичанину в кадык. Он было дёрнулся, но его крепко держали за руки.

— Серый, может, не надо? Следствие начнут…

— Я те дам «не надо», еловая башка! При ём такие финажки — враз заложит. А так — не заложит…

Хинтерроу почувствовал, что острое лезвие стало медленно входить ему в гортань. Он пытался закричать, но ему зажали рот. Мочевой пузырь англичанина самопроизвольно опорожнился, в глазах полыхнуло красным, и вся его жизнь в один миг промелькнула в мозгу, отчаянно сопротивляющемуся безысходности и неотвратимости смерти. Конец! ему конец! Господи…

— Эт-т-та что такое! — неожиданно раздался с тротуара властный голос. — Немедленно прекратить!

Лезвие, словно нехотя, отстранилось, громилы чуть отступили, но рук не убрали.

— Ты, твое благородие, шёл бы отседова, — недобро ощерился на отважного господина главарь, — не ровен час, и тебя забрызгает. А мы уж доделаем, чево решили!

— Я тебе не «благородие», а «ваше превосходительство», сукин ты сын! — рявкнул неизвестный и смело шагнул в подворотню. — На каторгу торопишься? Соскучился уже?

— Серёга, — громким шёпотом сказал хриплый, — остынь покуда. За генерала много дадут; не режь!

Начавший приходить в себя Хинтерроу с удивлением узнал в своём внезапном спасителе генерала Енгалычева.

— Отойдите, я с ним поговорю! — повелительно сказал тот, и «дергачи» неожиданно покорно отошли на несколько шагов, но там остановились и далее не уходили, смотрели.

— Сэр Адриан, я вижу, вы меня узнали.

Англичанин молча кивнул, косясь затравленно на бандитов.

— Помните, на Пасху я говорил вам, что Петербург опасный город. Особенно для шпионов. Почему вы не уехали?

— У меня… у меня… дела, которые … я не мог сразу…

— Какие такие дела, Хинтерроу? Какие дела могут быть важнее жизни? Опомнитесь. А если бы я сейчас не проходил случайно мимо?

— Так это ваша инсценировка, генерал?! — внезапно понял англичанин, и осознал всю унизительность для себя ситуации с мокрыми брюками. — Вы… вы за это ответите!

Енгалычев усмехнулся:

— Я отвечу? Ну, нет. Это вы сейчас ответите, причем сразу на все вопросы, которые у меня к вам накопились. Вопрос первый: от кого вы получили чертежи подводной лодки Дворжицкого?

— Подлец! Я не буду ни на что отвечать, а вы и ваш император дадите во всём отчет короне!

— Как вам будет угодно, сударь; в Фонтанке места много, — сухо поклонился генерал, развернулся и пошёл прочь. А трое бандитов — или не бандитов? — снова обступили Хинтерроу. Главарь вынул свой страшный нож, хриплый — гирьку на ремне, а третий — молоток на длинной ручке. И тут сэр Адриан отчетливо осознал, что сейчас его убьют уже без дураков. А кто там даст отчёт короне, и даст ли вообще — об этом он уже не узнает…

— Господин Енгалычев! — взвизгнул он, совсем, как поросенок на бойне, — Стойте! Вы меня не так поняли!

Но тот уходил, не замедляя шага и не думая оборачиваться. Громила со шрамом занёс уже руку; звенел ремень, так стремительно вращая гирю, что она слилась в один сплошной чёрный диск.

Хинтерроу в отчаянии упал на колени и простёр руки к удаляющемуся генералу:

— Ваше превосходительство!! Простите!! Всё, что угодно, всё, всё!!

Енгалычев, наконец, остановился, но не оборачивался. Он стоял, как бы раздумывая: всё-таки уйти или вернуться? Прошло несколько ужасных для англичанина секунд. Его цепко держали за ворот, нож опять упирался ему в горло; бандиты смотрели в спину генералу и только ждали сигнала, того или другого. Неужели конец? ах он, дурак…

Енгалычев всё-таки обернулся.

— Ну? Первый вопрос.

— Старший чертёжник Главного инженерного управления Военного министерства Цимбалевич, ваше превосходительство!

— Ещё один поляк… А кто в Главном штабе? Я имею в виду план строительства крепостей на западной границе.

— Ротмистр Довбор.

— Довбор-Мусницкий?

— Точно так, он самый!

— Опять ясновельможный пан. А в МИДе? Живей, Андрюшка!

— Титулярный советник Никитин.

Енгалычев кивнул головой — англичанина сразу же отпустили — и пошёл прочь; трое громил заторопились следом. Все сели в одну карету; когда отъехали, генерал сказал:

— Да, запашок ещё тот. Обделался наш британский лев. Качественно ты его, Виктор, напугал! Пари держу — всю свою жизнь вспомнил.

— Его бы за такие дела натурально надо было в Фонтанке утопить, — хмуро ответил Таубе, сдирая со щеки приклеенный «шрам». — Готовить цареубийство в стране пребывания…

— Хинтерроу нам полезнее живой. Он же не станет докладывать начальству, как с перепугу заложил всю агентурную сеть… Значит, останется и сама сеть. Тогда мы сможем качать через неё на Альбион ложные сведения. А когда объем нашего вранья станет значительным и нанесет англичанам уже большой ущерб, ты поедешь в Лондон и напомнишь сэру Адриану его сегодняшнюю откровенность.