Разделяющий нож. Приманка - Лоис МакМастер Буджолд

Бусины и тесьма были отданы в ловкие руки Нетти, и она быстро прикрепила бусины, превратив концы ниже узлов в бахрому. Когда она закончила, два браслета – один более темный, другой с медным отливом – легли ей на колени, как живые существа... которыми они в определенном смысле и были.

– Они будут хорошо выглядеть, когда Фаун отправится в твою страну, – сказала Трил. – Твои родичи узнают, что мы... что мы люди респектабельные. Правда, дозорный?

– Да, – ответил Даг, услышав в ее голосе мольбу и надеясь, что его ответ окажется правдив.

– Хорошо, – снова кивнула Трил.

Нетти завладела браслетами и убрала их – до послезавтра, когда она соединит ими эту невероятную пару. Скрепленная и получившая благословение, эта связь станет нерасторжимой, если оба сердца этого пожелают. Это был знак настоящего союза, который любой Страж Озера, обладающий Даром, не сможет не заметить. Браслеты были сделаны с верой, и Даг не сомневался, что будет помнить этот час до конца жизни, пока носит на руке тесьму с золотыми бусинами, будет помнить, как Искорка так самозабвенно оросила ее своей кровью.

«И если ее верное сердце остановится, я об этом узнаю».

«Один день», – была первая мысль Дага по пробуждении следующим утром.

Он ожидал, что канун свадьбы будет посвящен спокойным приготовлениям к небольшой семейной церемонии, что время, возможно, будет отведено для медитации с подобающей серьезностью перед тем шагом, который ему предстояло сделать, – и еще для того, чтобы заглушить тихий противный голосок, постоянно звучащий у него в сознании.

«Что ты делаешь? Как ты оказался в таком положении? Твои планы должны быть иными! Ты хоть имеешь представление, что случится, когда ты доберешься до дому?»

На последний вопрос достаточным ответом Дагу казалось простое «нет». Более сложные вопросы вроде «Как ты собираешься защищать Фаун, когда не можешь защитить даже себя?» или «Что будет с детьми-полукровками?» он пытался прогнать, хотя последней мыслью всегда оказывалось «Будут ли они отверженными и несчастными?», которая возвращалась снова и снова.

Однако после завтрака на ферму Блуфилдов явились не две соседки – подружки Фаун, появления которых Даг смутно ожидал, а еще и пять сестер подружек, четыре невестки, несколько общих родственниц и неисчислимое множество матерей и бабушек. Они походили на стаю саранчи наоборот: принесли с собой невероятное количество еды и принялись наводить порядок. Они болтали, они смеялись, они пели, они – по крайней мере младшие – непрерывно хихикали, они заполонили весь дом.

Мужчины Блуфилды быстренько разбежались по дальним полям. Даг, пораженный увиденным, задержался – на время.

Представления молодым женщинам были не так уж тягостны, хотя по большей части те испуганно молчали или нервно улыбались. Самые смелые, впрочем, увидев, как помогает ему Фаун, тоже захотели принять в этом участие, и скоро Дагу пришлось уклоняться от того, чтобы его непрерывно кормили и поили, как какого-то странного ручного зверька. Откормленный как на убой, Даг старался не задумываться над происходящим. Потом еще одна хихикающая компания во главе с суровой матроной вместе с Фаун, которая отказалась что-либо объяснять, загнала Дага в угол и принялась измерять различные части его тела – к счастью для его убывающего самообладания, все же за одним исключением, – а потом, заливаясь смехом, удалилась. Рабочая комната Нетти, обычно бывавшая тихим убежищем, оказалась полна гостей, а кухня, кроме того, стала еще и невыносимо жаркой из-за непрерывной готовки. К полудню Даг последовал примеру остальных мужчин и отправился в добровольное изгнание, хотя оставался достаточно близко к дому, чтобы слышать песни, долетавшие сквозь открытые окна. В отсутствие мужчин некоторые песенки, что неудивительно, стали довольно игривыми: в конце концов, шла подготовка к свадьбе. Даг порадовался, что странный выбор супруга не лишил Фаун этих удовольствий.

К ужину женщины разошлись, хотя и намеревались вернуться утром для окончательных приготовлений; только после того как все поднялись из-за стола, Даг нашел время для размышлений. Он в одиночестве уселся на крыльце, свесив ноги вниз и глядя на тихую речную долину, сменившую золотисто-зеленый цвет на тускло-серый после того, как солнце село. На крыше старого амбара мягкие бурые горлицы печально перекликались своими мягкими бурыми голосами. Этот вид нравился Дагу больше всего на ферме, и он подумал, что тот, кто строил этот дом, должно быть, разделял его чувства. Даг испытывал странную неуверенность: все его прежние опоры разрушились, а новых не появилось. За исключением Искорки. Но и она едва ли могла стать неподвижной осью его вращающегося мира – она слишком быстро для этого двигалась, и Даг опасался, что потеряет ее, если моргнет.

Он заметил Раша, идущего в сгущающихся сумерках по тропинке. После случая с чашей близнецы перестали донимать Дага колкостями, но только потому, что старались не разговаривать с ним вообще. Если уж с ними нельзя подружиться, может быть, стоит припугнуть? Вит, напротив, казался зачарованным Дагом и всюду ходил за ним, словно опасаясь пропустить новую демонстрацию магии. Даг старался обходиться с ним, как с особенно беспомощным молодым дозорным, и это, похоже, давало плоды. Не будь его рука сломана, Даг мог бы предложить научить Вита стрельбе из лука, что было бы хорошим способом дружески сблизиться с ним. Теперь же его устные рекомендации заставили Вита с удивившей Дага покладистостью сказать: «Может быть, покажешь, когда вернешься».

Это заставило Дага задуматься о том, вернутся ли они с Фаун когда-нибудь. Первоначальные намерения Дага, когда он предложил жениться на Фаун, заключались в том, чтобы восстановить ее связи с семьей на случай отчаянной нужды – говоря откровенно, на случай его смерти. Страж Озера попытался бы войти в семью жены, стать новым братом по шатру; семейство жены, в свою очередь, ожидало бы, что так и случится. Крестьяне принимали в семью новых сестер, а не новых братьев, и не были привычны к противному. Дагу потребовалось некоторое время, чтобы понять: единственные члены семьи, которым он должен угодить, чтобы получить Фаун, – это старшие, которые в любом случае ожидали, что рано или поздно кто-нибудь ее уведет. Принятие предложения Дага в этом смысле было натяжкой, но не обращением обычая вспять. Возвращение Дага к собственному народу ставило перед ним трудноразрешимые вопросы, особенно трудноразрешимые потому, что о большинстве из них Фаун и не подозревала.

На тропинке снова показался Раш... Заметив Дага на крыльце, он свернул на лужайку между домом и старым амбаром – травянистое пространство, куда иногда загоняли овец попастись. Трава, которую не съедали овцы, раз в год скашивалась, чтобы лужайка не заросла лесом, который мог бы закрыть вид на реку. Когда Раш приблизился, Даг почувствовал в нем напряжение и решил шире открыть свой Дар, хоть и предчувствовал, что результат окажется неприятным.

– Эй, дозорный, – окликнул его Раш, – ты нужен Фаун. Она у дороги, там, где кончается тропинка.

Даг заморгал, чтобы скрыть тот факт, что только что с помощью Дара оглядел все окрестности. Фаун, как он сразу же определил, находилась вовсе не на тропинке, а почти за пределами его восприятия, на вершине холма. И не одна, а, кажется, с Ридом. Впрочем, ее положение не было затруднительным. Так почему же Раш лжет? Ах... Лес у подножия холма не был безлюдным. Среди деревьев у дороги Даг обнаружил четыре смутных пятна – лошадей, по-видимому, привязанных. С ними находились четверо людей. Троих Даг не знал, но Дар четвертого был ему знаком – он узнал Идиота Санни. Так ли уж трудно предположить, что и остальные – крепкие деревенские парни? Даг не сомневался, что так оно и есть.