Зимняя жатва - Серж Брюссоло

Матиас и натолкнул меня на мысль о подмене, и я этим воспользовался, когда на поле упал английский самолет. Доставая раненого летчика из искореженного «лизандера», я сразу же подумал: «Тебе, жалкий ростбиф, судьба нарядиться в мой саван!»

Жюльену хотелось успокоить старика, в голосе которого появились визгливые нотки; скрюченные пальцы с отросшими ногтями с остервенением царапали обивку тюфяка.

— Малыш, — задыхаясь проговорил Шарль, уставившись на него невидящим взглядом, — так все и случилось, истинная правда. Запомни, а лучше запиши, на случай если тебе откажет память: ты не можешь представить, как это мучительно — пытаться что-то вспомнить…

Потом голова его упала во вмятину подушки, и он до вечера проспал, а когда проснулся, к прежнему разговору уже не возвращался.

Как только Адмирал немного окреп, мальчик стал выводить его на прогулки. Он помогал ему выбираться из корабля и подниматься на утес. В эти счастливые часы Шарль Леурлан вновь превращался в колосса прежних времен. Спрятавшись за деревом, он разглядывал в бинокль Клер, занимавшуюся работой в саду. Жюльен и старик мало разговаривали, только о самом необходимом. Шарль Леурлан, казалось, прочно вошел в фазу созерцания, из которой выбирался изредка, да и то с большим трудом. Вселенная его замкнулась на образе Клер, многократно увеличенном линзами бинокля.

— Ну как тебе объяснить, — бормотал старик, вытирая стекла о полу рубашки. — Когда я смотрю на твою мать, мне кажется, будто я глажу ее кожу, словно она лежит подо мной и глаза мои как раз на уровне ее лица… Я почти чувствую ее запах. Большего мне и не нужно. Я умру счастливым: я полон ею… я возьму ее с собой!

Погода начала портиться. Пришли первые заморозки, вселившие в мальчика чувство тревоги. По утрам с моря дул ледяной ветер. Адмирала, впрочем, это нисколько не беспокоило. Жюльен принес ему не только найденную в доме теплую одежду, но и одеяла и спиртовку, однако корабль, превратившийся в сырой подвал, не удавалось прогреть, за одну ночь там можно было насмерть простудиться.

— Холод мне нипочем, — храбрился старик. — Я получил все, что желал, а теперь я слишком слаб, даже для счастья… Удовольствие смотреть на твою мать изнашивает меня день ото дня. В одно прекрасное утро ты найдешь меня мертвым, и я хочу тебя попросить не зарывать меня в землю, а сжечь труп вместе с «Разбойницей». В трюме спрятаны два бидона с бензином — этого довольно, чтобы устроить пожар. Я хотел бы умереть как король викингов! Корабль с суши закрыт скалами, так что пламени никто не увидит. Сделай это для меня, обещай! Когда судно полностью выгорит, ветер развеет мой прах над морем и полями… Скажи, исполнишь мою волю?

Мальчик пообещал. В его душе царило спокойствие. Вскоре у Адмирала уже не стало сил взбираться на утес, и большую часть времени он проводил на своем тюфяке в полузабытьи.

Мать решила засеять Воронье поле и взяла ссуду под залог имущества для найма работников. Землю перепахали, и прямо посреди пашни один из батраков поставил пугало, смастерив его из черного плаща Адмирала. Как ни удивительно, это примитивное средство устрашения держало птиц на почтительном расстоянии.

В октябре Шарль Леурлан перестал принимать пищу. Мальчик тайком носил ему бутылки с горячим бульоном, пытаясь заставить проглотить хоть несколько ложек, но старик словно по недоразумению еще оставался в своей физической оболочке. Как-то вечером, выплыв на поверхность беспамятства, он устремил на Жюльена пронзающий взгляд.

— Послушай, — еле проговорил он, — у нас почти не осталось времени, пришел час… Клад… он твой, только твой. Никому не говори… используй его, чтобы стать могущественным человеком. Я никогда не был разорен, просто старался пустить пыль в глаза соседям. Все состояние я обменял на золото — так надежнее! Банкноты обесцениваются, возможна реформа денежной системы… франк, например, будет заменен на доллар или рубль, золото же всегда остается золотом.

— Не волнуйся по пустякам, — заметил Жюльен. — И потом, многие видели, как ты закапывал клад в саду, наверняка его кто-нибудь выкопал.

С губ старика слетел глухой смешок.

— Зарытое в саду — мусор, обманка, чтобы пустить чересчур любопытных по ложному следу: пачки не имеющих никакой ценности облигаций русского займа, несколько настоящих луидоров для большей убедительности, разные безделушки. Настоящее сокровище — у тебя в комнате. Помнишь оловянных солдатиков? Выбросив игрушки, я заменил их на золотые, сделанные на заказ одним ювелиром. Солдатики в коробке все до одного из чистого золота, но раскрашены как настоящие. Никогда с ними не разлучайся — в них целое состояние!

В тот же вечер, вернувшись домой, Жюльен открыл коробку и перочинным ножиком соскоблил немного краски с гусара наполеоновской гвардии. Шарль Леурлан не солгал: солдатик был сделан из золота очень высокой пробы, мягкого, как серебро. Миниатюрное войско императора содержало столько драгоценного металла, что его с лихвой хватило бы десятка на два золотых слитков!

Рубанок бросил отцовскую ферму и удрал в Париж, увязавшись за солдатами. Кто-то из морфонцев рассказывал, что он устроился барменом в одном из кабачков Сен-Жермен-де-Пре.

Бенжамен Брюз повесился. Почтальон, приносивший ему пенсию, которую тот получал как инвалид войны, нашел его болтающимся на суку; под ногами скульптора валялась опрокинутая лестница.

Поговаривали, что не за горами Третья мировая, которую развяжут американцы или русские. Близилась зима.

Однажды утром, когда в воздухе запорхали первые снежинки, Жюльен нашел на корабле окоченевшее тело Адмирала.

Старик, очевидно, умер во сне: одеяло было натянуто до подбородка, а теплый шерстяной чепец надвинут по самые брови.

Мальчик взял лампу и спустился в трюм. Там он без труда отыскал бидоны с бензином, о которых говорил Шарль Леурлан. Часть горючего он разлил в коридоре, часть выплеснул на двери, остальное пришлось на палубу. Спрыгнув на землю, он свернул жгутом газету, поджег ее и перебросил через борт. Раздался громкий хлопок, и в серое небо взмыл огненный столб. Жюльена поразила живописная красота зрелища: желтая колонна, увенчанная черным завитком, на фоне белоснежной пурги.

Почти мгновенно пламя охватило носовую фигуру, сжирая ее, как сухое полено.

Жюльен отвернулся. Медленно, тяжело ступая на каждый камень, он взобрался по круто уходящей вверх тропе. Мальчик знал, что больше сюда никогда не вернется. Задыхаясь от волнения, он на несколько секунд задержался на вершине утеса, чтобы окинуть прощальным взглядом дом и Воронье поле, окруженные темной стеной леса.

Выйдя из-за деревьев, он увидел Клер, быстро идущую вдоль борозды. На ней было зимнее пальто, но голова оставалась непокрытой.

— Взгляни, — сказала она, — мне не терпится тебе показать… первый хлеб, что я испекла.

Мать достала из-за пазухи небольшой каравай, от которого еще шел пар. Не очень правильной формы, он все равно выглядел пышным и аппетитным.