Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - Томас Эсбридж

Важно также увязывать суждения о характере и карьере Саладина с обстановкой. Будучи средневековым правителем, он действовал в злобном, бесчеловечном окружении. Чтобы выжить, он не мог всегда поступать благородно, честно и справедливо. Немногие великие исторические личности могли бы утверждать, что обладали подобными качествами (если таковые существовали вообще).

Тем не менее представляется очевидным, что Саладин не был просто кровожадным тираном. Желая отобрать власть у наследников Нур ад-Дина, он мог бы последовать примеру Занги, прибегнув к запугиваниям и жестокости, чтобы сосредоточить в своих руках власть и удержать ее. Вместо этого он предпочел в политике подражать своему бывшему господину — Нур ад-Дину. Можно утверждать, что, по крайней мере, в этом он был истинным преемником Нур ад-Дина. Задача Саладина в 1174 году заключалась в воссоздании достижений Зангидов, но, наоборот, подчинив Дамаск, Алеппо и Мосул. Для этого он искусно соединил военное могущество и гибкие политические манипуляции. И всегда он придавал большое значение понятиям законности и правого дела. Тяга к признанию законной силы усиливалась социальными и этническими связями Саладина. То, что было истинным для турок-Зангидов, было вдвойне таковым для курдских наемников Айюбидов — слишком легко их можно было назвать пришлыми выскочками на Ближнем и Среднем Востоке, где исторически доминировала арабская и персидская мусульманская элита.

В 1170-х годах и далее Саладин всячески старался узаконить свое восхождение к власти и известности, подчеркивая свою роль защитника ислама и суннитской ортодоксальности, а также предполагаемого слуги багдадского халифа из рода Аббасидов. Он также использовал понятие джихада, чтобы оправдать необходимость объединения мусульман под одним правителем. Так же как папа Урбан II использовал силу страха перед мусульманскими противниками для объединения Западной Европы в поддержку Первого крестового похода, Саладин старался изобразить левантийских франков грозными и очень сильными врагами.

Одновременно он явно желал укрепить собственную власть и создать прочную династию. В 1170-х годах он стал называть себя «султаном» — титулом, говорящим об автономной власти. Он также стремился создать как можно больше потенциальных наследников. О его многочисленных женах и рабынях, рожавших ему детей, сохранилось немного свидетельств, но уже к 1174 году, в возрасте тридцати шести лет, он имел пятерых сыновей, старший из которых, аль-Афдаль, родился в 1170 году.

Начиная с лета 1174 года не только Саладин желал использовать вакуум власти, образовавшийся на Ближнем Востоке после кончины Нур ад-Дина. Влиятельные придворные и большая семья — династия Зангидов — стремились отстоять или собственную независимость, или право действовать как его преемники. В течение нескольких месяцев государство Зангидов, тщательно и терпеливо создаваемое в течение более чем двадцати восьми лет, распалось, изменившись до неузнаваемости. На сцене появилось просто-таки сбивающее с толку количество претендентов на главную роль.

На востоке — в Месопотамии — властью обладали два племянника Нур ад-Дина — Саиф ад-Дин в Мосуле и Имад аль-Дин Занги в соседнем Синджаре. Теперь оба стали конкурировать за контроль над территорией на западе — по направлению к Евфрату. В Сирии юный сын Нур ад-Дина аль-Салих стал политической пешкой, поскольку разные фракции по очереди заявляли, что являются его «защитниками». Через некоторое время мальчик был тайком увезен в Алеппо, где после серии кровавых интриг господствующее положение занял евнух Гумуштегин. А тем временем в Дамаске власть захватила группа эмиров, возглавляемая военным по имени Ибн аль-Мукаддам. Неудивительно, что латиняне тоже активизировались тем летом. Король Амори страстно желал вернуть себе Банияс, пограничное поселение, захваченное Дамаском десятилетием раньше. Он осадил город, но через две недели резкое ухудшение здоровья не позволило ему продолжить осаду, и он согласился на перемирие с Ибн аль-Мукаддамом в обмен на выплату тем некоторой суммы и освобождение христианских пленных.

Лихорадочная деятельность охватила Сирию, но Саладин в Египте выжидал. В середине лета сицилийский флот напал на Александрию, а в Верхнем Египте уцелевшие эмиры из Фатимидов попытались поднять мятеж. С этими угрозами Саладин легко справился, но к вопросу о власти в государстве Нур ад-Дина он продолжал относиться с настороженностью. Понимая, что должен избежать обвинений в деспотической узурпации власти, он отказался от прямых инструментов вторжения и подавления, вместо этого используя хитрую дипломатию против навязчивой пропаганды. Один из его первых актов — письмо аль-Салиху с заверениями в лояльности и утверждением, что имя юного правителя заменило имя его отца в пятничной молитве. Также Саладин сообщал, что готов и желает защитить аль-Салиха от его врагов. В другом письме султан уверял, что будет исполнять роль меча в битве против врагов аль-Салиха, и напомнил, что Сирия со всех сторон окружена врагами, такими как франки, которых необходимо разгромить.

Эти документы показывают, что уже через несколько недель после кончины Нур ад-Дина Саладин объявил официальную программу, в соответствии с которой действовал на протяжении большой части 1170-х годов. В последующие годы он всячески старался расширить свою власть над остатками государства Нур ад-Дина. Но неизменно его стремление к власти прикрывалось публичным провозглашением двойных принципов. Во-первых, Саладин утверждал, что неустанно трудится, как защитник аль-Салиха, не думая о собственном вознаграждении, исключительно для того, чтобы сохранить власть Зангидов. Во-вторых, что стремление к мусульманскому единству чрезвычайно важно потому, что мусульманский мир ведет историческую борьбу с неумолимым христианским врагом, который даже теперь держит в своих руках священный город Иерусалим.[174]

Конечно, многие противники султана считали, что Саладин всего лишь хочет построить свою империю, даже если она будет служить интересам джихада, и при любой возможности излагали свои страхи и обвинения публично. При таких обстоятельствах Саладин прибегал к политике страха, чтобы добавить силы к своей программе лицемерия. Если бы в Сирии все шло мирно, у султана не было бы повода для вмешательства — ирония судьбы! Поэтому в 1174 году Саладин надеялся, что его противники начнут действовать против интересов аль-Салиха, да и франки тоже перейдут в наступление.

После того как Саладин сделал Египет своей оперативной базой, первой целью в деле собирания владений Нур ад-Дина под его правлением должен был стать Дамаск. Ухватившись за решение Ибн аль-Мукаддама выторговать мир с Иерусалимским королевством в Баниясе, султан адресовал двору Дамаска обвинения в слабости и назвал его неспособность вести священную войну поводом для вмешательства в дела Сирии. Бывший секретарь Нур ад-Дина, персидский писец и ученый Имад аль-Дин аль-Исфахани, описал последующую переписку. Ибн аль-Мукаддам пожурил Саладина, написав: «Только не говори, что у тебя есть планы на дом того, кто тебя создал, поскольку это не свидетельствует в твою пользу». Султан ответил убедительным перечислением своих намерений: «Мы избираем для ислама и его людей только то, что объединит их, а для дома Зангидов только то, что сохранит его корни и его ветви. <…> Я пребываю в одной долине, а те, кто думает зло обо мне, — в другой. <…> Если бы мы были склонны к другому пути, мы бы не прибегли к переписке и консультациям».