Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - Томас Эсбридж

Учитывая слухи о сказочном богатстве халифа, одним из непосредственных результатов смерти аль-Адида для Саладина должен был стать приток «твердой валюты». Но, заняв дворец Фатимидов, Саладин обнаружил, что денег в казне на удивление мало. Большие средства ушли на финансирование заоблачных выплат покойного визиря Шавара Иерусалиму и Дамаску, а также на защиту Саладином Дамьетты в 1169 году. Поэтому оставшиеся сокровища — «гора» рубинов, огромный изумруд и гигантские жемчужины — были поспешно проданы.

Ликвидация Саладином халифата Фатимидов и подчинение Египта в 1171 году, по крайней мере теоретически, оказались не только его личными победами, но и триумфом его господина — Нур ад-Дина, владения которого теперь простирались от Египта до Сирии и далее. Понятно, что халиф Багдада торжественно поздравил обоих. Но за фасадом суннитского единства и влияния стали заметны признаки напряжения между господином и его более могущественным подчиненным. С объединением Алеппо, Дамаска и Каира, результатом которого стало окружение франкского Иерусалимского королевства, Нур ад-Дин мог рассчитывать на богатства Нила, а также на военную поддержку, чтобы начать всеобщее наступление на Палестину. Однако с осени 1171 года Саладин начал выступать в роли суверенного правителя, действующего в своих собственных интересах. После дней североафриканских приключений Ширкуха вовлеченность Айюбидов в дела региона всегда была окрашена своекорыстным налетом, и в конечном счете покорение Египта зависело прежде всего от личных качеств Саладина: его политической и военной прозорливости, его терпения, хитрости и безжалостности. Теперь он мог, вероятно, считать себя равным Нур ад-Дину и скорее его союзником, чем слугой.

Открытый конфликт был, по крайней мере частично, предотвращен занятостью Нур ад-Дина в других регионах его владений. В начале 1170 года Сирия и Палестина снова подверглись серии разрушительных землетрясений, которые потребовали привлечения ресурсов к масштабным восстановительным программам. В Ираке смерть его брата, последовавшая за кончиной аббасидского халифа, подсказала Нур ад-Дину, что необходимо срочно заняться делами Месопотамии, а в Джазире и Анатолии также возникли возможности новой территориальной экспансии. В 1172 году спор с франками относительно торговых прав на сирийском побережье вызвал несколько карательных рейдов против Антиохии и графства Триполи.

Несмотря на эти отвлекающие моменты, Нур ад-Дин искал поддержки Саладина на решающем театре военных действий — занятом латинянами пустынном районе к востоку от реки Иордан, известном под названием Трансиордания. Этот регион, безусловно, являлся ценным призом: аннексированный в начале XII века строительством франкских замков Монреаль и Керак, он дал латинянам, по крайней мере, частичный контроль над сухопутным путем из Дамаска или в Египет, или в Мекку и Медину, священные города Аравийского полуострова. Некоторые современные авторы, а также средневековые хронисты обвиняли Саладина в том, что он не приложил должных усилий для поддержки Нур ад-Дина в двух попытках захватить эту зону в начале 1170-х годов. Это «предательство» якобы сделало очевидным факт, что Саладином руководили исключительно своекорыстные амбиции, а не желание продвигать интересы ислама. Но действительно ли он повернулся к Нур ад-Дину спиной, что не позволило достичь блистательного триумфа в войне за Святую землю?

В конце сентября 1171 года, вскоре после ликвидации халифата Фатимидов, Саладин вошел в Трансиорданию с очевидным намерением провести совместную операцию с Нур ад-Дином. Когда последний пришел на юг из Дамаска, Саладин осадил Монреаль, но через короткое время неожиданно решил вернуться в Египет, и две мусульманские армии так и не начали совместных действий. Историк из Мосула Ибн аль-Асир, поддерживавший династию Зангидов, увидел в этих событиях определенный момент разделения между Саладином и его бывшим господином, утверждая, что между ними появились глубокие различия. Он настаивал, что, достигнув Монреаля, Саладин был предупрежден своими советниками относительно реальных стратегических и политических последствий завоевания Трансиордании. Сообразив, что открытие безопасного пути из Дамаска в Египет приведет к захвату Нур ад-Дином Нильского региона, а также получив предостережение, что «если Нур ад-Дин придет к тебе сюда, тебе придется с ним встретиться, и тогда он сможет осуществить власть над тобой, как захочет», Саладин бежал.

Проблема с рассказом Ибн аль-Асира заключается в том, что он основывается на представлении о Саладине как о наивном командире, лишенном проницательности и дара предвидения. А учитывая его поразительные успехи в Египте, Саладин был вовсе не наивным, а, напротив, дальновидным и хитроумным деятелем. Он, несомненно, заблаговременно понял широкие последствия Трансиорданской кампании, задолго до прибытия в Монреаль. К сожалению, другие уцелевшие источники проливают мало света на события. Согласно одному повествованию, Саладин утверждал, что в Египте назревает восстание, а другой современный арабский писатель туманно заметил, что произошло какое-то событие, вызвавшее его поспешное возвращение в Египет.

Далее Ибн аль-Асир обвинил Саладина в отказе от второго совместного предприятия еще до подхода Нур ад-Дина — от осады крепости Керак в начале лета 1173 года. В то время как Саладин определенно осадил в это время крепость, он, вероятно, действовал независимо от Дамаска, поскольку Нур ад-Дин был занят в Северной Сирии и не мог ввести войска в Трансиорданию.[170]

Свидетельства против Саладина в период между 1171 и 1173 годами, с учетом всего вышесказанного, представляются неубедительными. Нельзя со всей категоричностью утверждать, что он предал Нур ад-Дина, так же как он не был единолично ответственным за то, что не была одержана победа в джихаде. По крайней мере, публично Саладин утверждал, что остается подданным династии Зангидов после окончания правления Фатимидов в 1171 году — Нур ад-Дин был включен в пятничную молитву, на египетских монетах его имя чеканилось вместе с именем аббасидского халифа.

В действительности любая враждебность между Дамаском и Каиром в начале 1170-х годов, вероятнее всего, не относилась в первую очередь к совместным военным действиям, а скорее была связана с вопросом звонкой монеты. Больше всего Нур ад-Дин желал добраться до богатств Египта, и потому начал требовать выплаты ежегодной дани. Поэтому в конце 1173 года он направил своих представителей в Египет для проведения полного аудита доходов страны. По мере проведения финансового расследования в первые месяцы 1174 года напряженность усилилась. И Нур ад-Дин, и Саладин мобилизовали войска, хотя не вполне ясно, сделали они это, готовясь к прямой конфронтации, или же это была новая попытка сотрудничества. Представляется вероятным, что оба правителя демонстрировали силу в преддверии интенсивных дипломатических переговоров, понимая, что все это со временем может перерасти в открытый военный конфликт. В воздухе, безусловно, витала вражда, и даже Саладин позднее признался своему биографу: «Мы слышали, что Нур ад-Дин, возможно, нападет на нас в Египте. Некоторые наши командиры советовали оказать ему открытое сопротивление и отвергнуть его власть, а также встретить его армию боем, если враждебные действия станут реальностью». Далее он заметил с меньшей убежденностью: «Только я не согласился с ними, настаивая, что неправильно говорить вещи подобного рода».[171]