Школа на краю земли - Грег Мортенсон

К 21 сентября сорок три яка прибыли в Гозкхон. Там на них погрузили цемент и доски, и караван двинулся в Бозаи-Гумбаз. Старожилы утверждали, что на Памире еще не бывало такого большого каравана. А тем временем к месту, где находились материалы, подгоняли все новых животных.

Тем временем шестьдесят киргизов прибыли в Бозаи-Гумбаз, чтобы помочь восьми опытным каменщикам из долины Чарпурсон, распоряжавшимся на строительной площадке. Люди работали по четырнадцать часов в день: носили воду, замешивали цемент. В середине дня они ненадолго прерывались на обед, который женщины накрывали прямо рядом со строящимся зданием. Судя по тому, что рассказывал мне Сарфраз по телефону, все это напоминало средневековый общинный труд, когда «всем миром» люди брались за какое-то важное дело.

Человек с перебитой рукой всегда находился в центре событий. Его спутниковый телефон все время выдавал новые координаты, и мне стало понятно, что Сарфраз просто летал по окрестностям. То он подгонял пастухов с южной оконечности озера Чакмак, чтобы те быстрее гнали стада яков; то обсуждал текущие потребности с каменщиками; то несся в Гозкхон, чтобы проследить за формированием второго и третьего караванов.

Я живо представлял себе, как Сарфраз с тревогой смотрит в сторону гор, замечая, что снег опустился еще на сто метров ниже. И как снова безжалостно погоняет несчастного, измотанного Казила палкой для трекинга, которую использовал вместо хлыста.

Через несколько дней в 7.30 вечера в Боузмене раздался телефонный звонок. Тара сидела на веранде с псом Таши на руках, Хайбер занимался музыкой, а Амира делала домашнее задание по математике на кухонном столе.

– Ну и?.. – спросил я нетерпеливо.

– Все отлично, сэр. Школа достроена.

Я посмотрел на календарь, стоящий у меня на столе рядом с фотографией Абдула, маленького механика, починившего нам радиатор на трассе в Бадахшане во время первой поездки на север Афганистана. Был понедельник, 28 сентября.

Почти через десять лет после того, как я дал слово присланным Абдул Рашид Ханом всадникам, наконец удалось выполнить обещанное.

* * *

Говорят, что где-то далеко в горах Малого Памира в самом центре обширной чашеобразной долины течет холодная и быстрая река. Ее прозрачная вода питает растущие по берегам изумрудные травы. На бескрайние окрестные луга каждое лето приводят на выпас стада коз и овец. Река впадает в маленькое озеро, в котором отражается синее небо. Поверхность озера и травы на лугах мерно колышутся, овеваемые дыханием вечно гуляющих на этих просторах ветров.

Примерно в сотне метров от берега озера – небольшой холм. Мне рассказывали, что на южной, самой солнечной его стороне стоит школа. В ней четыре класса с земляным полом; ее стены сложены из камня. Оконные и дверные рамы покрашены в веселый красный цвет. Если встать в дверях и вглядеться в даль, то на юге будут видны вершины Гиндукуша, а на востоке – гряды Тянь-Шаня. А если обойдешь вокруг и устремишь взгляд на север, то в районе таджикской границы горизонт будет закрыт горами таджикского Памира.

Я пишу эти строки в начале октября 2009 года. До следующей весны мы не сможем узнать о судьбе Абдул Рашид Хана – умер ли он или победил болезнь. Сейчас Сарфраз снова седлает Казила и направляется домой в долину Чарпурсон, к семье, с которой не виделся девять месяцев. Только через полгода, когда сойдет снег и весна снова откроет тропы Гиндукуша, он сможет снова наведаться на Памир. Однако несмотря на страшные холода и огромные сугробы вокруг, отрезавшие киргизское поселение от внешнего мира, 200 детей будут всю зиму ходить в школу. Они получат новые знания и навыки, и впоследствии это, возможно, изменит их жизнь и жизнь всего их маленького племени. К лучшему или к худшему, мы пока не можем предвидеть.

Мне сказали, что киргизы готовы принять эту непредсказуемость и примириться с ней, потому что они понимают: сознание ребенка, как поверхность соседствующего со школой озера, отражает то, что происходит вокруг. Киргизы полагают, что распространение грамотности подобно кругам на воде от брошенного камня. Человек не сможет руками удержать эту волну.

Обо всем этом я узнал через третьи руки, в основном от Сарфраза, потому что мне так и не удалось побывать в Бозаи-Гумбазе и увидеть все своими глазами. Но я продолжаю верить, что рано или поздно смогу добраться туда. Для меня это будет лучшей наградой за труды – встать «в центре мира» на самом трудном и загадочном участке древнего Шелкового пути и смотреть, как расцвел цветок, посаженный в самом дальнем углу нашего «афганского сада». Думаю, что меня захлестнет поток самых разнообразных эмоций, и надеюсь, что среди них будет и чувство удовлетворения, и гордость за проделанную работу. И в то же время что-то мне подсказывает, что, может, лучше мне никогда туда не попадать.

Да, я очень хочу увидеть эту школу, которую считаю уникальной «жемчужиной Малого Памира». Но при этом я прекрасно понимаю, что моя роль в ее создании очень невелика. На самом деле я, как послушное животное, как караван из одного-единственного человека, лишь курсировал между странами, доставляя пожертвования простых американцев на другую сторону земного шара.

В остальном же, как ни грустно это сознавать, проект в Бозаи-Гумбазе реализовывался без моего участия. С этим фактом и тогда, и сейчас мне трудно смириться.

Получив известие, что не удастся организовать вертолетную перевозку Абдул Рашид Хана в больницу, а части материалов – к стройплощадке, я всерьез опасался за исход всего этого предприятия. Ведь я сам уже дважды пытался добраться до поселения киргизов, и оба раза обстоятельства не позволили мне достичь цели. Теперь, несмотря на крайнюю необходимость и максимум задействованных связей, в этот глухой район не смогли проникнуть даже военные! В тот момент разочарование ослепило меня, и я не в силах был принять неудобную истину: для нас принципиально важно было постараться сделать все возможное для успеха этого проекта. Но то, что мы потерпели поражение, оказалось еще более значимым и ценным фактом.

Только через несколько дней после всей этой истории с вертолетами до меня стало доходить, что для киргизов было гораздо важнее добиться всего самостоятельно, чем получить любую помощь – от меня, от американских военных или с любой другой стороны. Слава богу, это действительно их проект, и они успешно его завершили.

* * *

Институт Центральной Азии сейчас курирует 130 школ в разных районах Пакистана и Афганистана. Но ни одна из них не находится в такой изоляции от внешнего мира и так высоко в горах, как четырехкомнатное здание, которое построили совместными усилиями ваханские киргизы и Сарфраз Хан на зеленом склоне, неподалеку от мелководного озера в Бами-Дунье, на высоте 3807 метров над уровнем моря. Кроме самого первого проекта в Корфе, это самая дорогая моему сердцу школа. Она символ человеческого достоинства, свидетельство того, каких результатов могут добиться самоотверженность и упорство.

Беднейшие кочевники смогли сделать то, что оказалось не под силу властям их страны, иностранным военным и некоммерческим организациям. Они не просто построили школу в удаленном уголке Афганистана. Они подали пример, который должен вселить надежду в жителей всех афганских городов и селений, где дети жаждут научиться читать и писать и где родители мечтают дать образование не только сыновьям, но и дочерям. Особенно эта надежда важна для деревень, находящихся в кольце «автоматов Калашникова».