Ученик - Микаэль Юрт

Больше не полицейский.

Так что же он делал перед домом Анны Эрикссон?

Вероятно, это как-то связано с Себастианом. В те разы в комнате бывали Себастиан, Тролле и этот Торкель Хёглунд. Иногда они чередовались. Но кто-нибудь из троих присутствовал всегда. Теперь один из них мертв. Тот, что больше не является полицейским. Это должно быть как-то связано с Себастианом Бергманом. Только он мог подключить бывшего союзника. Вероятно, пошел собственным путем. Если бы Госкомиссия знала о существовании Ральфа, они бы послали национальные силы быстрого реагирования. Не старого бывшего полицейского, причем в одиночку.

Эдвард встал возле ближайшего к лифту стеллажа. Ральф вытащил тележку и поставил ее в дверях лифта, чтобы не дать им закрыться. Затем он взял одну из щеток и подошел к стеллажу, по другую сторону которого находился Эдвард. Ральф несколько раз быстро провел щеткой. Говорил он шепотом, но все равно слышалось, как он взволнован.

– Я положил тело в багажник, как ты написал.

– Хорошо.

– Машина стоит в промышленном районе Ульвсунда, на Брюггеривэген. Но я не понимаю, как он меня нашел?

Эдвард переместил две книги, чтобы иметь возможность наблюдать за своим учеником. Смотрел он на него спокойно.

– Наверное, ты допустил небрежность. Сам угодил под слежку.

Ральф пристыженно кивнул. Опустил глаза.

– Анна Эрикссон? Что произошло с ней? – продолжил Хинде.

– Она исчезла.

Эдвард покачал головой.

– Она ведь была следующей?

– Да.

– А что я тебе всегда говорил? Планирование. Терпение. Решительность. Все остальное ведет к небрежности и поражению. Теперь мы на пути к проигрышу, понимаешь?

Ральф не осмеливался на него взглянуть. Так ему было стыдно. Сила, которую он ощущал, прикасаясь к газетным вырезкам, покинула его. Он едва мог говорить. Начинал становиться прежним Ральфом, едва решавшимся посмотреть кому-либо в глаза.

– Но почему там не было полиции? – все-таки попытался он. – Я не понимаю. Почему только старик?

– Потому что полиция не знает.

– Что ты имеешь в виду?

– Кто-то, возможно, догадался, что ты собрался нанести удар. Именно там. Но не полиция.

– Кто же?

– А ты как думаешь?

– Себастиан Бергман?

Эдвард кивнул.

– Наверняка он. Но по какой-то причине он не захотел сообщать коллегам, что следующей жертвой может стать Анна Эрикссон. Почему?

– Не знаю.

– Я тоже. Пока. Нам нужно найти эту причину.

– Я не понимаю…

Ральф отважился поднять взгляд на Мастера и увидел в его глазах презрение.

– Конечно, не понимаешь. Но подумай. Ты говорил, что он следил за ней. Причем долго.

– За кем? – растерянно спросил Ральф.

– За Ваньей Литнер. Дочерью Анны Эрикссон.

Эдвард замолчал. Ральф по-прежнему ничего не понимает. Естественно. Идиот. Но Эдвард понимал все больше. Разгадка заключается в Ванье. В блондинке, чью грудь ему хотелось потрогать. Ее приходу в «Лёвхагу» на днях он особого значения не придал. Но затем узнал, что Себастиан следил за ней. Долгое время. Почему? Почему он до подключения к расследованию неделями, месяцами следил за одним из полицейских Госкомиссии? Непонятно, но это было что-то существенное. Такой поступок что-нибудь да означает. Ощущение, что это важно, укрепилось, когда Эдвард припомнил события в комнате для свиданий. Себастиан чувствовал себя вынужденным защищать ее. На Себастиана Бергмана это не похоже. Обычно он сводит свои отношения к другим людям к минимуму. Люди его просто-напросто не волнуют. Но за Ванью он беспокоился. Эдварду очень хотелось узнать, что кроется за неожиданной вспышкой Себастиана. А теперь, учитывая случившееся, он, пожалуй, нашел некую щелочку. Надо начинать копать и исследовать ее. Добраться так глубоко, как только можно.

Ральф молча, нервно озирался.

– Ничего страшного, времени много. – Эдвард успокаивающе улыбнулся ему. – Я хочу, чтобы ты поехал домой и проверил всю семью. Когда Анна Эрикссон забеременела? Когда родилась Ванья? И когда в жизнь Анны вошел Вальдемар? Я хочу знать все. Ее друзей. Где она училась. Все.

Ральф кивнул. Он ничего толком не понимал. В основном радовался тому, что взгляд Эдварда больше не излучает откровенное презрение.

– Ладно.

– Сегодня. Сейчас. Скажи, что плохо себя чувствуешь, и езжай домой.

Ральф с готовностью кивнул, он так боялся, что неудача станет его концом. Что начатое им исчезнет. Лопнет. Это было бы самым ужасным. Поскольку он уже вошел во вкус. Настоящей жизни.

– А ты тогда дашь мне следующую? – внезапно вырвалось у него.

Неожиданный вопрос рассердил Эдварда. Неужели он уже утратил контроль над стоящим перед ним ничтожеством? Он дал этому жалкому отшельнику все. Создал его. А теперь тот пытается заниматься меновой торговлей. Он ему покажет. Но не сразу, сейчас он ему нужен. Пока он не узнает. Не будет уверен. Поэтому он удовлетворенно улыбнулся.

– Ты так важен для меня, Ральф. Я нуждаюсь в тебе. Ты можешь получить другую, если хочешь. Только сперва разберись с этим.

Ральф незамедлительно успокоился. Вероятно, понял в глубине души, что зашел слишком далеко. Захотел слишком многого.

– Извини. Я просто хотел…

– Я знаю, чего ты хочешь. Ты рвешься в бой. Но помни: терпение.

Эдвард увидел, как Ральф послушно кивнул.

– Я жду твоего отчета, – закончил он, развернулся и пошел обратно к столу и Летиции Бонапарт с сыном.

Ральф закатил тележку в лифт и поехал вниз.

Второй охранник вошел менее минуты спустя.

Идеальный тайминг.

* * *

Йеннифер Хольмгрен зевнула.

Не от усталости или недостатка кислорода. Ей жутко наскучило стоять на газоне, спускавшемся к озеру Лейондальсшён. Перед ней находился не только начальник наряда полиции, быстро вводивший их в курс дела, но и желтый двухэтажный дом с огромной верандой, выходящей на озеро. Рядом с ней стояло много полицейских, большинство, как и она, из Сигтуны[31]. Подавив зевок, Йеннифер мысленно повторила то, что ей требовалось запомнить.

Лукас Рюд.

Шесть лет.

Отсутствует несколько часов. Три, как надеялась мама Рюд. Дольше, по мнению отца. В любом случае утром, часа три назад, когда родители проснулись, Лукаса не оказалось ни в постели, ни где-либо в доме. Спать они легли около половины первого, и, по правде говоря, малыш мог отсутствовать всю ночь. Никто не знал. Когда они проснулись, двери были закрыты. Закрыты, но не заперты.