Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Андрей Буровский

Для большинства поляков и для нового короля из династии Ваза совершенно неприемлемым было существование православной церкви, не подчиняющейся римскому папе. Новый польский король Сигизмунд IV из шведской династии Ваза однозначно считал Унию совершенно обязательной для православных. Он считал возможным даже и открытое насилие: вплоть до закрытия церквей, отнятия церковного имущества, вплоть до смещения священников, не поддерживающих Унию.

В октябре 1596 года в Бресте собрали церковный собор, специально чтобы творить Унию. И король, и папа римский очень этого хотели. Униатская церковь сохраняла многие черты православия: служба велась на церковнославянском языке; сохранялась православная обрядность, браки белого (немонастырского) духовенства; но все это — при неукоснительном подчинении папе римскому.

Подготовлено было многое, от мнения короля до новых почестей послушным: согласившись на Унию, православные иерархи получили бы сенаторское достоинство.

Церковный раскол произошел на самом же соборе. За Унию выступил сам глава православной церкви в Речи Посполитой, митрополит Киевский Михаил Рагоза. Его поддержали епископы: Гедеон Балабан, епископ Львовский; Леонтий, епископ Пинский; Кирилл Терлецкий и Ипатий Потей — епископы Луцкие; Дионисий — епископ Холмский.

Как видно, многие православные действительно были готовы пойти на Унию.

Но были пошедшие против: архимандрит Киево-Печерский Никифор Тур и его преемник — Елисей Плетенецкий; ректор Острожской академии Герасим Смотрицкий. Особенно выделился в борьбе против Унии монах Иван Вышенский, который писал против сторонников Унии «обличительные послания» (порой очень хулиганские).

Брестская уния 1596 года была все же принята, хотя и не всеми православными. Разумеется, униатство страшно не нравилось властям ни Российской империи, ни СССР.

В 1839 году униатам «посоветовали» попроситься «обратно», в состав Московской патриархии, и некоторые приходы «вернулись в лоно православия» (напомню, что православные Западной Руси отродясь не подчинялись Московской патриархии; в Киеве был свой митрополит, подчинявшийся Константинопольскому патриарху).

Но власти Российской империи не додумались опротестовать саму Унию. Власти СССР пошли дальше: в 1946 году на церковном соборе во Львове Брестская уния была официально расторгнута.

Но это — перспектива; то, что будет через века. Пока вернемся в XVI век, в Речь Посполитую, где, кроме послушных униатов, оказалось еще и немало мятежных православных! Тех, кто отверг Унию, не желая сливаться с католиками.

После Унии православные стали превращаться в культурное меньшинство на собственной родине. И начали создавать так называемые братства — объединения «своих», какие бывают у людей в рассеянии, но редко бывают на родине. Живущим на родине такие объединения попросту не нужны.

Вообще-то братства в Западной Европе известны с XIV–XV веков. Сложились они как объединения ремесленников, выполнявшие роль общины или профсоюза: функцию социальной защиты. Братства собирали взносы, зарабатывали деньги и организовывали похороны, свадьбы, учение членов братства.

В Средневековье подмастерье был учеником, который вполне реально мог сам сделаться мастером. По мере того как подмастерья все больше превращались в наемных рабочих, у которых уже нет шансов стать мастерами, братства все больше превращались в своеобразные профсоюзы.

В XVI–XVII веках братства во Франции были официально запрещены, именно потому, что вели работу по типу профсоюзной: боролись за сокращение рабочего дня или за повышение зарплаты.

Так что идея братств пришла из Европы — никуда от нее, подлой, не денешься! Но как часто бывает в России, пришедшая из Европы идея преломилась так, что ее уже и узнать трудно.

Православные братства стали объединениями не подмастерьев и не мастеров, а православных людей вокруг своей церкви. А целью их существования стала поддержка своей веры и всего пласта православной культуры Западной Руси.

Первые православные братства появились еще в XV веке во Львове и Вильно — там, где давление католицизма было сильнее всего. То, что Вильно находилось в Великом княжестве Литовском, а Львов — в Польше, играло меньшую роль. Во Львове православные испытывали особенно сильное давление: городская Рада даже пыталась запретить православным заниматься ремеслом и торговлей.

В Каменец-Подольске и в Рогатине братства появились в 1589 году; в Могилеве — в 1590 году; в Бресте — в 1591 году; в Перемышле — в 1592 году.

Братства возникали при православных церквах, на основе ремесленных и цеховых организаций. Это были по духу ярко выраженные организации горожан. Братства основывались на самых демократических принципах; войти в братство мог всякий православный человек, который внес установленный взнос на общие расходы. Основной контингент «братчиков» составляло местное мещанство, но вступали в братства и шляхта, и духовенство, и крестьяне: все русские люди, всех сословий, кто не хотел принимать католицизм. В 1620 году в Киевское богоявленское братство вписалось все казачье войско во главе с гетманом П. К. Сагайдачным.

Братства имели свои уставы; по своей организации они напоминали сразу и средневековые цеха, и рыцарские ордена.

Братства жили на взносы, пожертвования. Имели право на православные праздники варить мед и пиво, доход шел в казну братства.

Первоначально братства ставили задачи очень скромные: религиозно-благотворительные. Объединиться по признаку веры и выжить в мире, который становится все более католическим.

Братства заботились о своих церквах, распоряжались церковным имуществом и церковными должностями, устраивали общественные богослужения, общие праздничные пиры, оказывали помощь нуждающимся членам, хоронили умерших братчиков.

Многое изменилось в XVI веке, особенно в его конце. По мере того как росла общественно-политическая роль братств, они приобрели большое культурно-политическое и общественно-политическое значение. И даже международное: в условиях, когда шляхта стремительно ополячивалась и окатоличивалась, восточные иерархи пытались опереться на православное мещанство Западной Руси. Для Московии — и для властей, и для Московского патриархата —: православные братства становились ценнейшим инструментом политической интриги. Внутри Речи Посполитой у Москвы оказывалась «пятая колонна», которую грех было не использовать.

Львовское братство возникло в 1453 году, когда Львовская городская рада пыталась запретить православным заниматься ремеслом и торговлей.

Но уже в середине XVI века Львовское братство пользовалось поддержкой знатнейших могущественных шляхтичей: А. Вишневецкого, К. Острожского, А. Киселя и других. Это давало и немалые средства, и «крышу»: обидевший скромных трудолюбивых горожан вступал в конфликт с очень могущественными людьми.

Насколько могущественных, можно показать на примере хотя бы Василия Константиновича Острожского (1526–1608), князя из рода князей Острожских, известных с XIV по XVII век. Главные владения Острожских находились на Волыни — города Острог, Заславль, Новоград-Волынский, всего 25 городов, 10 местечек и 670 селений, дававших ежегодный доход более 1 миллиона злотых.