Дары ненависти - Яна Горшкова

Пращур искренне возмутился подобным вероломством.

«Заткнись, предатель! Я еще с тобой разберус-с-сь», – посулила Джона.

Жареный пес, дохлый уже много столетий, которого она считала своим… э… родичем и соответственно относилась, не удосужился предупредить о том, что ролфи заметила побег. Специально! Предал! Обманул доверие! Скотина!

А бешеная ролфийская сука не желала душиться, пришлось даже коленом в спину упереться. Умри, эрна!

– А-р-р-р-р! Г-р-р-р!

Неожиданно для Джоны ее полуживая жертва встрепенулась и, всадив со всего маху локтем под ребро душительнице, заставила ту ослабить хватку. Затем эрна попыталась стукнуть затылком графиню в лоб. Удар пришелся по скуле, а не по переносице, но тем не менее Грэйн умудрилась стряхнуть со спины почти невесомую шуриа.

Они катались по мокрому песку, царапаясь и кусаясь, словно бешеные кошки. Точнее, лишь Джона пустила в ход зубы и когти, пытаясь дотянуться до глаз ненавистной ролфи. В отличие от синтафской аристократки девушка-офицер драться умела отнюдь не по-бабьему – каждый ее ответный удар кулаком выбивал из леди Янамари жизнь. Но Джона не сдавалась. Отчаявшись причинить сопернице хоть какой-то ощутимый вред, она впилась зубами, точнее, вгрызлась в плечо эрны. Метила, конечно, в горло, но промахнулась. Под острыми резцами плоть заскрипела прилипшим песком.

«Загрызу!»

Толстая коса, которая прежде только мешала, вдруг превратилась в оружие – в хлестнувшую ролфи по лицу и глазам толстую плеть.

«Дай мне только добраться до горла…»

В этот момент эрна Кэдвен окончательно пришла в себя. Она резким борцовским движением оттолкнула от себя взвизгнувшую шуриа. И одним-единственным коротким ударом в солнечное сплетение выбила дух из тщедушного тела леди.

– Тварь! – прохрипела Грэйн, безжалостно добавив шуриа сапогом в живот. – Тварь ползучая! Гадина!

Проклятая коса влетела прямо по глазам, поэтому ролфи слепо щурилась и била наугад, лишь по мягкому хрусту и хеканью жертвы определяя, что попадает, попадает… Н-на!

– Со спины, подлая! Гадюка! Убью!

Ее кошмар, ее самый страшный и тайный кошмар – позорная удавка в темноте, отвернувшиеся боги, конец, конец всему… – едва не стал явью, и воплотила его эта жалкая, эта шуриа!

Вполне возможно, что озверевшая ролфи и впрямь забила бы пленницу ногами, ведь графиня, прямо скажем, не похожа была на сослуживиц Грэйн ни статью, ни силой, а драки в женской казарме частенько заканчивались неделями в лазарете даже для них, но… Шуриа спас не приказ Священного Князя – бешенство застило Грэйн все, даже отблески памяти о воле Хозяина. Третью спасла ее же коса. Волчья зелень взгляда ролфи зацепилась за эту толстую черную косу – и волчица остановилась мгновенно, не доведя удара. Нельзя. Не моя. Хозяина. Нельзя.

– Проклятая… – выдохнула ролфи, остывая. Шуриа корчилась на земле, тонко скуля, но покорности в ее поганых змеиных глазках не было. Как и страха. – Нет, – просипела Грэйн, задыхаясь от бешенства и боли в горле. – Не убью. Нельзя.

Зато можно было сделать кое-что другое. То, что вполне заслуживала непокорная тварь, из пленницы окончательно ставшая добычей. Ролфи придавила Джоэйн коленом, грубо ухватила за косу и в несколько движений скейна отпилила ей волосы по самую шею. Именно так в далекой древности, когда ролфи еще владели рабами, поступали с военной добычей ее предки. А потом, чтоб та накрепко затвердила урок, перевернула ее, перекинула через колено и от души стеганула ее же косой по сверкающей в прорехи заднице. Раз и еще раз. И еще.

От боли Джона не могла даже пальцем пошевелить, не то чтобы воспротивиться этому очередному издевательству. К тому же «добрая ролфи» так давила на грудь, что графиня Янамари не столько сожалела об утрачиваемой косе, сколько радовалась каждому удачному вдоху. На издаваемые ею стоны и зубовный скрежет эрна реагировала крайне равнодушно – она даже ухом не повела. До тех пор, пока не перепилила всю косу до последнего волоска.

Наотмашь стегать хрипящую жертву зажатым в кулаке трофеем было подло и недостойно. А еще крайне оскорбительно.

«Я убью эту суку! Мои волосы!»

«Да чего ты орешь? Отрастут твои волосы. А то еще, чего доброго, пока доберемся до Ролэнси, блохи… прости, вши заведутся…»

«Блохи?! У меня? Вши?!»

От одной только мысли, как по ней будет прыгать всякая погань, которой наверняка кишит шевелюра ролфийки, Джона натурально взбесилась. Так уж сложилось, что в детстве она могла только прятаться от сводных братьев и сестер, не смея даже помыслить о достойном отпоре. Хотя… однажды сестрице Хэвин досталось по уху отцовской тростью. За сей достойный саги подвиг Джойана была выпорота и посажена в кладовку на три дня на хлеб и воду. С тех времен по-настоящему драться ей не приходилось. Остается только гадать, откуда на ум пришли все эти подлые приемчики, ибо привычки ходить на базар и наблюдать за ежевечерними битвами торговок за леди Янамари тоже не водилось.

Однако же, рассвирепев не на шутку, Джона попыталась с корнем выдрать косу у Грэйн. Или выколоть глаз, или хотя бы расцарапать лицо.

Успокоил ее только сильный удар в челюсть, разом положивший конец всем бурным чувствам.

– Наконец-то угомонилась, – сплюнула Грэйн и отшвырнула косу. – Гадючье отродье. Шаманка проклятая.

Шаманка! Ролфи аж заскулила в досаде, едва не хлопнув себя по рассеченному в драке лбу. Ну конечно же! Заворожила, усыпила… почти сбежала, гадина! А потом еще и задушить пыталась! И вот очухается она – и кто поручится, что змеиная волшба не поможет шуриа выскользнуть из любых пут? Ведь вывернулась же она из ремня! И едва ее же, Грэйн, этим ремнем не удавила! Однако в арсенале предков было кое-что и против змеиных шаманов, не в пример более могучих, чем эта тощая… доходяга.

«А ну как эсмонды учуют теперь ролфийские руны и найдут нас?» – шевельнулся червячок сомнения. Но Грэйн была не из тех, кто признает существование внутреннего голоса и тому подобной шурианской дряни. С честной ролфи говорить могут только боги, но их голоса не спутаешь ни с чем. Все остальное – поганая змеиная волшба.

Эсмонды и так ее чуют. Отрекшиеся дети Локки, наверняка они находят Грэйн по клейму своей отвергнутой матери. Впрочем, не исключено, что как раз таки знак Локки и защищает пока ролфи от птичьей магии. В любом случае, спасение не в скрытности, оно в скорости. И постоянные задержки ради усмирения пленницы в планы Грэйн не вписывались. Значит, руны. Иначе ролфи рискует однажды не успеть проснуться и стряхнуть с себя удавку.

Все это Грэйн обдумала, уже деловито избавляя добычу от обрывков платья, а заодно – и от лоскутков белья. Прикасаться к безвольному телу пленницы, синюшно-сизому от холода, а на ощупь – скользкому и какому-то… пупырчатому, что ли… – было настолько отвратительно, что ролфи брезгливо сплюнула вязкой слюной. Во рту было сухо и гадко. От шуриа воняло, но и сама Грэйн пахла не лучше. Впрочем, отвращение и брезгливость делу не помеха.