Покоренная викингом - Хизер Грэм

— Мужчина погиб в битве, — сказал наконец Олаф. — Он вступил в это сражение по собственному выбору. Ты в этом не виноват.

Эрик печально улыбнулся и повернулся к Олафу.

— Но я поклялся защищать его, отец. Я в своей самонадеянности думал, что смогу уберечь его от смерти. И я проиграл.

— Никто не может уберечь никого от смерти, Эрик. Видно, такова была его судьба, и ничего с этим не поделаешь.

Эрик кивнул.

— Дело все в том, как он умер…

— Если у тебя есть подозрения относительно его смерти, ты должен все выяснить, — сказал ему Олаф. Эрик показал отцу кинжал.

— Это английская работа, не так ли? Олаф неспешно изучил кинжал.

— Он не ирландский, но это и не работа викингов, насколько я могу судить. Тем не менее викинги берут свое оружие, где только могут — и у павших врагов в том числе, и поэтому ты должен быть уверен, если подозреваешь кого-нибудь. И будь очень осторожен, смотри, кто у тебя за спиной.

— Да, отец, я буду, — заверил его Эрик.

Олаф похлопал его по спине, уходя, чтобы найти себе место, защищенное от ночного ветра. Они были очень похожи друг на друга, и казалось, что Олаф знал, что темнота ночи успокоит смятенную душу его сына.

В холодный декабрьский день, когда Рианон сидела в девичьей с Дарией, Меган и Эрин, взволнованно слушая последнее послание от короля Дублинского о перипетиях решающей битвы, первые схватки безжалостно отозвались у нее в спине. Она вскочила на ноги, задохнувшись от приступа ужасной боли.

— Это ребенок! — воскликнула Дариа. Гонец замолчал, а Эрин улыбнулась, спокойно склонившись над своим шитьем.

— Прошу тебя, продолжай читать. Рианон, боюсь, что у нас еще достаточно времени, прежде чем ребенок появится на самом деле. Давайте послушаем сначала сладкую музыку победы, а потом мы пойдем в твою комнату и подождем появления моего нового внука.

Дариа строго взглянула на мать, но Рианон уже почувствовала, что боль начала стихать. Она снова села, а гонец прочистил горло и продолжал. Когда он закончил, Эрин спокойно спросила его:

— Мой муж не сделал специального упоминания насчет сыновей?

— Ничего, кроме того, что все с ними в порядке, миледи.

— Тогда действительно они все живы и вернутся, — тихо сказала Эрин. Потом она отложила свое шитье и повернулась к Рианон.

— Эрик вернется, Рианон. И будет счастлив увидеть своего ребенка.

Рианон быстро опустила ресницы. Действительно ли он будет счастлив? Она надеялась, что ребенок не появится так скоро. Она закрыла глаза, удивляясь, неужели действительно прошло полных девять месяцев со дня ее свадьбы. Казалось, он был уверен, что взял ее девственной, но поверит ли он этому теперь? Не будет ли он сомневаться, что это его ребенок.

Она крепко закрыла глаза, вспоминая несколько сладких недель, проведенных вместе. Такое печальное событие — похоронная процессия великого Аэда Финнлайта! Но все же для них это был первый вкус перемирия, время, когда они встречались без обоюдного раздражения, без подозрений. И если и не было слов любви, то не было и слов ненависти или ярости. И он ласкал ее груди с новой нежностью, нежно наклонял над ней голову, когда касался ее растущего живота.

Боже мой, подумала она. Не дай ему разрушить все это, пожалуйста, пусть он поверит, что это его ребенок, пусть он полюбит его, пусть полюбит и меня…

Он никогда не будет ее любить, он сам так сказал. Снова боль охватила ее, так что она задохнулась и укоризненно посмотрела на Эрин. Эрин засмеялась и сказала ей:

— Дорогая Рианон, мне пришлось испытывать это одиннадцать раз, как ты знаешь, и я уверяю тебя, у нас еще есть время!

И действительно это произошло не скоро. Эрин отвела Рианон в ее комнату, и Дариа и Меган дежурили у постели по очереди. Грендал принесла новые простыни, чтобы сменить постель и рубашку Рианон, когда отошли первые воды, которые намочили все вокруг. А время все шло и шло, и боль становилась все сильнее и сильнее.

Когда наступила ночь, она металась от безумной боли, схватки следовали одна за другой. Она старалась не плакать, а вместо этого ругалась. Она бранила Эрика на чем свет стоит и проклинала всех викингов и желала, чтобы всех их до единого поглотило море. Потом она увидела сияющие изумрудные глаза Эрин, которые смотрели на нее, и, задыхаясь, попыталась извиниться.

Эрин засмеялась.

— Мой дорогая, не нужно передо мной извиняться! Поверь мне, одиннадцать раз я сама проклинала всех викингов, желая, чтобы все они утонули в море.

Она ободряюще улыбнулась, охлаждая лоб Рианон холодным компрессом, и держала ее, когда она стала кричать.

Наступил рассвет, и когда Рианон подумала, что она больше не выдержит, а умрет от страданий, изнеможения и боли, Эрин возвестила с удовольствием:

— Головка появилась! О Рианон, осталось немного. Давай, еще немного усилий! Тужься! Еще немного!

Она постаралась, но ее усилие было слишком сильным, и снова она почувствовала приступ боли.

— Я не могу! Не могу! — выкрикнула она. — Ой, я больше не могу!

— Конечно, можешь, — настаивала Дариа. — Если ты смогла ранить моего брата стрелой, ты непременно сможешь подарить ему ребенка.

— Давай теперь, тужься! — побуждала ее Эрин.

— Представь, что ты бросаешь Эрика в ледяной фьорд, — предложила Дариа.

— Дариа! — укоризненно воскликнула Эрин.

— Я просто пытаюсь помочь, мама. А теперь давай, Рианон! Вот же! Тужься!

Она послушалась, и в этот самый момент ребенок стремительно вышел из нее, и она почувствовала удивительное и огромное облегчение. Рианон откинулась на спину, слишком утомленная, чтобы спросить, какого пола ребенок. Но ей и не нужно было этого делать.

— Мальчик! О, мой самонадеянный братец будет так доволен! — нежно сказала Дариа. — Ой, Рианон, у тебя — сын!

Сын! Мергвин сказал ей, что будет мальчик. Он сказал ей об этом, когда она даже не верила, что может быть беременной. Сын! У Эрика будет сын. Все мужчины хотят иметь сыновей.

Если только не думают, что это не их ребенок…

— Вот он, Рианон! Какой он красивый!

Красивый — вопящий, завернутый в пеленку, все еще мокрый и скользкий, и сморщенный! Она засмеялась, взяв его, и что-то нахлынуло на нее, какое-то чувство, такое глубокое, что она содрогнулась и задрожала и почувствовала сразу же некое благоговение и любовь.

— Рианон, ты должна опять тужиться, — сказала ей Эрин. — Послед должен выйти. Дариа, возьми у нее ребенка. Рианон снова его скоро получит.

Она послушалась свекровь, не думая больше о боли. Ей настолько не терпелось снова взять сына, что она послушно сменила рубашку, дала переменить постель и блаженно потянулась к младенцу. Эрин велела ей дать ему грудь на несколько минут, и крошечные губки стали сосать с такой силой, что она растерялась.