Красный реванш - Андрей Максимушкин

Все. Надо бежать. Гусеничные машины взревели и буквально прыгнули с места. Стас и не думал, что громоздкие огневые установки могут стартовать, как гоночные автомобили. Водители выжимали из дизелей все, что возможно. К черту гусеницы и воющую трансмиссию! Если попадут, будет не до шестеренок. Одновременно погасли все радары. Ракетам предстояло идти дальше без наземного наведения. Дистанция небольшая, можно было надеяться, что большинство найдет свои цели. А может, и не одну. Боевые части «Буков» при взрыве создавали целое облако осколков, разрывавших все в радиусе пяти десятков метров.

Сразу после открытия огня дивизион задействовал все свои постановщики помех, но это была пассивная мера. «Газетчики» уводят и сбивают с курса одиночные ракеты, они могут отвлечь, увести в сторону значительную часть вражеского залпа, но все равно часть «HARMов» дойдет до цели. Современные противорадарные ракеты имели блоки памяти и шли точно в ту точку, куда их направили. С равным успехом засекая как настоящие радары, так и ложные цели. Хорошо, если машины успеют убраться на безопасное расстояние.

В небе громыхнуло, затем еще и еще. Вражеский залп достиг цели. Стас при звуках взрывов инстинктивно вжался в кресло. Тонкие стенки машины не спасут от осколков. Сердце замерло на несколько секунд, а затем бешено застучало. Живы! Враги не попали! Но времени радоваться не было. Первым делом – самолеты. Майор уже вызывал по рации боевые посты. На пульте погасли индикаторы двух огневых установок. Лампочка индикатора связи с радарной станцией горела, значит, локаторщики живы. Это означало, что дивизион не потерял боеспособность и после перезарядки ракетных установок может продолжить бой.

Экран оперативной обстановки показывал черт знает что. На северо-западе светилось огромное пятно сплошных помех. Восточнее виднелись силуэты югославских перехватчиков. Появился и снова пропал сигнал от вражеского истребителя на самом краю зоны видимости. Вскоре включилась локаторная станция дивизиона. Картинка приобрела четкость. Исчезли помехи. Мощный радар и компьютеры «Купола» автоматически отсеивали ложные цели и облака дипольных отражателей. Вражеская армада сместилась восточнее, на экране было около пятидесяти целей. Значит, залп не пропал даром, внеся опустошение в четкий строй самолетов НАТО. Противник еще находился в зоне досягаемости, но направляющие установок были пусты. К тому времени, как их перезарядят, враг уйдет. Оставалось надеяться на соседей. Перекличка показала, что дивизион потерял две пусковые установки и были ранены трое солдат с поста оптической разведки. Стас поднял глаза на табло часов: бой длился три минуты.

Джип, довольно урча мотором, катился по асфальту. По сторонам дороги искрился снег, настало утро. Стас угрюмо смотрел прямо перед собой. Водитель, прекрасно понимая состояние инженера, вел машину молча, только тихо играло радио. Ехали быстро, встречных машин почти не было. Только один раз им встретилась колонна грузовиков. На небе светило яркое солнце, ни облачка. Но Стасу было не до смеющегося яркого солнца, перед его глазами до сих пор стояли тела ребят из разбитых установок. Восемь молодых здоровых парней. Еще ночью они были живы, пока в их установки не попали ракеты. А потом их тела вырезали автогеном из железных гробов. При прямом попадании «HARMa» от машин остаются только обгорелые обломки и куски тел, вдавленные в рваное железо.

На душе было муторно, хотелось нажраться водки до потери пульса, но нельзя. Впереди совещание в штабе, а затем опять в дивизионы. Превращать понесшие потери части в боевые единицы.

Они уже подъезжали к Белграду, по сторонам дороги тянулись пригороды. Севернее в небо упирался столб дыма. Стас знал, что там горит авиационный завод, ночью ему досталось. Там сейчас авральные команды тушат пожары и разгребают завалы, люди стараются спасти оборудование. Неожиданно Иванко резко нажал на тормоз. Машина замерла на обочине. В сотне метров от дороги стоял полуразрушенный дом. Два подъезда жилой трехэтажки за ночь превратились в кучу битого кирпича. Кругом валялись обломки, какие-то тряпки. Соседние дома зияли провалами выбитых окон. Людей почти не было, только несколько человек разбирали завал. Видимо, спасатели и медики уже закончили свою работу.

Иванко выскочил из машины и побежал к руинам, Стас последовал за ним. Этой ночью Станислав Рубанов уже сталкивался со смертью лицом к лицу, и вид разбитого дома не вызывал у него таких чувств, как у Иванко. Только в голове крутилась мысль: «Успели ли люди выскочить на улицу?» Иванко быстрым шагом, почти бегом приближался к развалинам, но вдруг остановился. Перед ним в луже лежала большая кукла. Иванко присел и бережно взял игрушку в руки. Стас догнал его и положил руку на плечо парня. В глазах Иванко стояли слезы. Ни одного слова, все было ясно и так. В заплаканных глазах серба читался немой вопрос: «За что?!»

Война шла совсем не так, как планировали в Пентагоне. Простая акция по умиротворению и «демократизации» маленькой независимой республики превратилась в настоящую войну. Войну с огромными потерями для агрессора. После первого неудачного для НАТО ночного сражения маленькая республика сама нанесла противнику несколько болезненных ударов. Военные советники из СССР прекрасно понимали значение воздушной мощи в современной войне.

Уже утром 17 февраля Югославия ответила штурмом авиабаз Ринас и Тузла. К удивлению аналитиков и генералитета, удары были очень эффективными и прошли почти без потерь. Налеты оказались неожиданными для противника, а армейская ПВО США традиционно была слабой. В Пентагоне считали, что оборону должна обеспечивать собственная авиация путем уничтожения вражеских аэродромов. Это была ошибка. Попутно югославские ВВС атаковали американских «миротворцев» в Боснии. В этом случае моральный эффект многократно превзошел реальные потери американцев. В следующие три дня над Боснией американцами были сбиты три своих и один английский самолет. Хороший результат, если учесть, что над Тузлой зенитчики сбили только один штурмовик «Orao», а на аэродроме были потеряны 36 машин. Это целое авиакрыло.

После первых столкновений интенсивность боевых действий снизилась. НАТО пыталось прощупать оборону Югославии разрозненными ударами штурмовиков и истребителей-бомбардировщиков по приграничным объектам. Результат был близок к нулю, если не считать двух десятков союзнических самолетов, оставшихся на земле.

Югославские генералы, в свою очередь, трезво оценивали собственные возможности. Несколько болезненных ударов в первые два дня войны, и все. Противник усилил объектовую ПВО, в воздухе постоянно дежурили перехватчики и самолеты ДРЛО. На земле была экстренно развернута сеть наблюдательных постов. Активные действия в таких условиях неизбежно вели бы к тяжелым потерям. А у сербов и так было мало современных самолетов. Игра не стоила свеч.

В СМИ царила неразбериха. Благодаря стараниям обеих сторон, поступала крайне противоречивая информация о войне. Центр по связям с общественностью объединенного командования сообщал о больших потерях Югославии в результате ночного удара. Правда, никто не называл этот удар внезапным. Уже на следующее утро в газеты просочилась информация, что сербы были готовы к нападению и организованно встретили «демократизаторов». В репортажах, согласованных с союзным командованием, делался акцент на высокие боевые качества попадающих в яблочко ракет со спутниковым наведением и самолетов-невидимок. Генерал Кичнер, возглавлявший Центр, заявил, что в воздухе и на земле уничтожено 120 югославских самолетов. Были выведены из строя все радары ПВО и большинство новейших ЗРК. Правда, генералу пришлось признать, что противник, получивший огромную военную помощь из СССР, смог сбить и повредить 126 самолетов альянса. В основном благодаря комплексам «С-300».