Тибет и Далай-лама. Мертвый город Хара-Хото - Петр Козлов

Узнав, что русские интересуются бурханами, гау, а равно и предметами местного производства, торговцы вскоре заполнили наш лагерь и устроили у нас целый базар. Этнографические коллекции пополнились многими ценными приобретениями как в области буддийского культа, так и в области обихода по отношению принадлежностей одежд и украшений кукунорских тунгутов.

Приближалось время выступления экспедиции из Донгэра; погода не баловала нас, и день за днем шли дожди[211]. Река Донгэр-хэ местами вышла из берегов и грозила экспедиционному лагерю форменным наводнением. Не обошлось, конечно, без человеческих жертв. Однажды темным ненастным вечером со стороны Донгэр-хэ послышались отдаленные крики. За шумом волн мы не могли разобрать, в чем дело; лишь на следующее утро выяснилось, что трое китайцев – возчиков леса, погибли в бурной реке, стремясь вытащить на берег уносимые течением бревна.

Чувствительные к сырости, наши «корабли пустыни» начали болеть: у них распухли ноги; было над чем призадуматься, чтобы иметь серьезное опасение за успех дальнейшего следования. Принимая во внимание такое печальное состояние наших испытанных караванных животных, я решил пересортировать багаж экспедиции и все тяжелое имущество, все то, без чего можно обойтись, оставить в Донгэре. Таким образом, сдав в надежные руки часть транспорта – коллекции, экспедиция получила возможность более быстрого и легкого передвижения. Выбирая редкие проблески хорошего состояния атмосферы, мы все же сравнительно скоро справились с задачей переснаряжения и одиннадцатого августа сдали начальнику Донгэра под ответственную расписку восемь тяжелых вьюков из каравана экспедиции.

Перед выступлением в путь к нам присоединились командированные предупредительным цин-цаем четыре вооруженных кавалериста и переводчик тангутского языка. Все эти люди оказались впоследствии весьма полезными при сношениях с туземцами, относившимися к нам с уважением, благодаря заботам того же сининского сановника. Беспокоясь за нашу участь, цин-цай разослал тангутам особую бумагу, которой разъяснял им важность моей персоны и значение задачи, которой я призван служить. Кроме того, совершая обычную ежегодную поездку на Куку-нор с целью принесения моления богам, поддерживающим обилие вод, сининский амбань лично беседовал с тангутскими начальниками, внушая им доброе отношение к русским исследователям.

Из Донгэра на альпийское озеро Куку-нор ведут две дороги[212]: южная, через перевал Шара-хотул, и северная – мимо Дацан-сумэ; первой обычно пользуются все те, кто направляется на южный берег, второй – все те, кто намерен следовать северным путем. Мы избрали южный путь, которым, между прочим, пользуется при своих ежегодных деловых поездках высшая сининская администрация.

Вплоть до самой границы оазиса вследствие невылазной грязи наш караван подвигался лишь с трудом; но чем больше мы поднимались по ущелью Донгэр-хэ, тем песчано-каменистая поверхность становилась суше. Горная речка несла кристаллически прозрачную воду, гремя и рассыпаясь пенистыми брызгами по каменным перекатам. В наиболее широких местах долина ютила сплошные хлебные поля с налитыми, кое-где прилегшими от тяжести и дождя колосьями пшеницы. Сбор урожая был в полном ходу.

Извиваясь причудливой узкой змеей, дорога часто перебегала с одного берега на другой, теряясь временно на дне реки. Переправы, за исключением ближайшей к городу, где устроен мост, производились в брод, что при среднем уровне воды не представляло никаких затруднений. Зато нам приходилось испытывать большие неудобства при неожиданных встречах в самых узких крутобоких частях ущелья с тангутскими караванами. Вооруженные с ног до головы тангуты везли соль и сырье из долины Дабасун-гоби; они следовали партиями обычно в количестве пять – семь человек-всадников, в сопровождении пятидесяти – семидесяти вьючных животных – сытых, хороших яков или хайныков[213]. Туземцы, конечно, отлично знакомы с преимуществом того и другого животного, а потому всегда составляют смешанные караваны.

Чтобы избежать катастрофы при подобных встречах, приходилось, сообразуясь с извилинами и расширениями дороги, задерживать тангутов в известных местах, а иногда даже оттеснять их на косогор до прихода экспедиционного каравана.

На второй день после выхода из Донгэра мы покинули последние следы культуры и из страны земледельческой заглянули в царство кочевников.

Перед нами вздымались горы – последняя преграда, скрывавшая от путешественников прелестный, давножданный Куку-нор.

В горах дышалось легко; чистый прозрачный воздух открывал бесконечный горизонт, небо казалось глубже и ярче. Простор, тишина и безлюдье сразу перерождали мысль, давая ей больший размах и большую глубину, доступную человеку только в светлые минуты общения с чистой природой. А кругом все кипело радостной жизнью: по низинам развертывались ковры золотистых цветов, над ними порхали бабочки или с жужжанием проносились шмели и мухи; на лугах появилось много пищух и сурков, или тарабаганов. Из пернатого мира были отмечены друзья маленьких грызунов – земляные вьюрки (Pyrgilauda et Onychospiza) и жестокие враги их – сарычи, соколы (Gennaia milvipes milvipes [Falco cherrug milvipes]) и черные вороны (Corvns corax); в лучшую погоду дня звенела приятная песнь соловья-красношейки (Calliope tschebajewi [Calliope pectoralis Tschebajewi]); вдоль быстрых речек по камням изредка мелькал красивый силуэт Chimarrhornis leucocephala; из других птичек мы наблюдали лишь белую плиску (Motacilla alba baicalensis) и розовую щеврицу (Anthus rosaceus [Anthus roseatus]).

Экскурсируя в альпийской зоне выше 11000 футов [более 3350 м] над морем, мы видели антилоп-ада (Procapra picticauda), а моему младшему сотруднику Четыркину удалось поймать сачком для бабочек интересного грызуна Eozapus setchuanus[214], державшегося у мелких разрозненных скал, выступавших из луговой растительности.

Теперь с большей высоты отчетливо, контрастно вырисовывались северные и южные цепи гор. Взор невольно сосредоточивался на последних, за которыми предстояло сосредоточить дальнейшую деятельность экспедиции.