Три рэкетира - Ярослав Зуев

– Да, Артем Павлович…

– Это тем более приятно, Мила Сергеевна, если учесть, что эта, с позволения сказать, дама еще и родная племянница Олега Петровича Правилова.

– Мне это известно, Артем Павлович.

– Прекрасно, – елейно проговорил Поришайло. – Значит, для вас не секрет, что господин Правилов у того же нашего знакомого ходит в начальниках службы безопасности.

– Не секрет, – согласилась Мила, не понимая, куда клонит шеф.

– В советские времена, – продолжал разглагольствовать Артем Павлович, – отделы кадров крупных предприятий неустанно боролись с явлением, гм, которое именовалось семейственностью.

– Я об это слышала, – откликнулась Мила Сергеевна. – Это если речь не о работе на доменной печи шла. Или в шахте…

– Ну да, – согласился Поришайло. – Не в шахтах, но на более-менее сносных работах боролись, гм, выявляли и гнали взашей. Нужно сказать, что не все, делавшееся в Советском Союзе, было глупым, – продолжал Артем Павлович тоном лектора из агиткружка.

«Что это на него нашло?» – ломала голову госпожа Кларикова. Поришайло, между тем, продолжал:

– Нехорошая ситуация сложилась, Мила Сергеевна, у нашего с вами знакомого. Жена, мягко говоря, обманывает, а ее родной дядя за безопасность всего бизнеса отвечает… Скверная ситуация, – Поришайло замолчал. Миле показалось, шеф отхлебнул из бокала или стакана.

– Я понимаю, Артем Павлович.

– Мне представляется, что для начала полезно установить личности, с позволения сказать, «друзей», гм, супруги нашего общего знакомого. Не на улице же она их цепляла?.. Думаю, что вы этим и займетесь.

«Тоже мне, Ахиллесову пяту обнаружил, – подумала Мила Кларчук. – «Жену-проститутку у бандита…», – а вслух добавила:

– Завтра с самого утра я у вас, Артем Павлович.

Пожелав друг другу спокойной ночи, они синхронно повесили трубки. Мила досушила волосы феном, сбросила халат и забралась под одеяло.

* * *

Ровно в 9.00, как и было условлено, Мила пересекла порог просторного кабинета Артема Поришайло. Своими размерами кабинет безусловно уступал футбольному полю, хотя здесь вполне можно было оборудовать полноценную баскетбольную площадку или, скажем, корт для большого тенниса. В таком просторном помещении Артем Павлович несколько терялся. Мила обнаружила шефа, скромно сидящим на уголке чудовищного стола для совещаний. Полноватый пожилой мужчина, роста, ну скажем, среднего, между метром шестьюдесятью – метром шестидесятью пятью. И то, на коньках и в кепке. Дорогой костюм. Ухоженные холеные руки, сразу видать, в жизни не державшие ничего тяжелее шариковой авторучки. На ухоженных ногтях – маникюр. Седые как снег волосы. В общем, ничего примечательного, если не считать глаз, зачастую умышленно скрываемых Артемом Павловичем за дымчатыми линзами очков. Глаза жили на невыразительном лице Поришайло своей, особой жизнью. Внимательные, острые, они, казалось, ничего не упускали из виду, легко проникая в такие глубины существа оппонента, куда и рентгеновским лучам не добраться.

– Мила Сергеевна, – с ходу начал Поришайло, ответив сухим кивком на ее приветствие, – возьмите вот это, – он указал на полдесятка маленьких видеокассет, сложенных на столе в виде небольшой башни. На каждой кассете, спасибо бюрократу Бонасюку, красовалась наклейка с размашистой надписью: Анна. И соответствующей календарной датой.

– Мерзость, конечно, гм, – Поришайло брезгливо поморщился, – но вам придется над этим кошмаром потрудиться. – Артем Павлович вздохнул. – Задействуйте Украинского, если найдете нужным… Собственно, Сергей Михайлович наверняка понадобится. Пусть берет этого шантажиста Бонасюка за жабры и вместе в потрохами, гм, выколачивает из него адреса, фамилии и все, что только связано с этой шлюхой. Идите, г-гм.

Мила Сергеевна подхватила кассеты и поспешила к выходу, не успев даже присесть.

– Мила, – бросил вдогонку Поришайло, – к обеду, гм, подготовьте свои соображения касательно того, как нам максимально эффективно использовать эту мерзость против Ледового.

Выходя от шефа, Мила отметила про себя, что к утру его голос утратил веселые нотки, накануне вечером звучавшие мощным оркестром. И не мудрено – порыв детской радости, охвативший Артема Павловича, как только он обнаружил развесистые рога на голове ненавистного ему Ледового, успел утихнуть. Тревога из-за нелегкого и неопределенного положения, куда Артема Павловича привели его же собственные козни, осталась.

Вернувшись домой, Мила связалась с полковником Украинским и сжато изложила пожелания Поришайло. Украинский обещал подъехать через час. Повесив трубку, Мила удобно устроилась в кресле и приступила к просмотру.

Вообще-то, любовными сценами с участием несколько тяжеловесной (на вкус госпожи Клариковой) супруги Виктора Ледового прошибить Милу Сергеевну было невозможно. Все равно, что косточками из компота по линкору стрелять. Мила Кларчук прошла школу Симферопольского горкома комсомола, курируя многочисленные, разбросанные по всему Черноморскому побережью комсомольские здравницы. Так что насмотрелась на комсомольских вожаков и вождиц, укреплявших пошатнувшиеся на службе Родине здоровье. Комсомольские руководители разных рангов, справедливо именовавшиеся советской прессой передовым отрядом молодежи, первыми разглядели на «разлагающемся» Западе, оценили по достоинству и применили на практике богемные способы досуга. Поэтому Мила Кларчук спокойно потягивала тоник, меланхолично посматривая на экран телевизора, где Анна Ледовая то забавлялась с зеленоглазой шатенкой (очень романтично), то выступала в квартете (дань традиции), солировала в трио (сразу чувствовалось – нашла себя), и все – от души. А один раз даже ухитрилась обслужить четверых гориллоподобных нацменов – ну, это, знаете, как говаривают в Польше – «цо занадто, то нездраво».

Мила только языком цокнула – «счастливый человекВитя Ледовой, удачно женился, что ни говори…».

«Наверное, Ледовой не обрадуется, получив кассеты попочте, – размышляла госпожа Кларчук, убавив громкость телевизора. Она стала опасаться, как бы соседи по дому, заподозрив неладное, не вызвали, не дай Боже, милицию. – Не говоря уж о том, что мне здесь жить», – она ухмыльнулась. – Возможно, отправив эти пленки господину Ледовому на День Рождения, мы разобьем ему сердце. Не исключается, что он Анечку и зарежет, сгоряча. Ну и что это нам дает? Ничего не дает. Ледовой – не пионер, если и прикончит Анку-нимфоманку — Мила Сергеевна хихикнула,– то не на ступеньках же РОВД. Подколет и так схоронит, что комар носа не подточит. И лежать Аньке на дне речки, или в глухом овраге, до скончания веков».

Очередная запись явила Миле Сергеевне дуэт, – Мила даже брови разочарованно приподняла:

– А это что еще за ретро? Трогательное возвращение к девичьей невинности?

Однако, присмотревшись к кавалеру Анны, Мила широко распахнула глаза и от изумления даже поднялась с кресла.

– Вацичек? Ты как здесь очутился?