Честный проигрыш - Айрис Мердок

Все это непрерывно преследовало Саймона. Но люди привыкают жить как бы в двух плоскостях. Он избегал и Сеймур-уок, и Прайори-гроув. И когда был рядом с Акселем, все, связанное с ними, отступало, казалось не таким уж важным и имеющим шанс разрешиться благополучно. Хлопоча по хозяйству, заново переставляя ирисы, поправляя подушки, подливая Акселю сухого хереса, Саймон чувствовал себя и спокойным, и бодрым.

— Да! — сказал Аксель. — Я ведь совсем забыл. Позвонил Джулиус и спросил, может ли заглянуть к нам сегодня вечером.

Только не это! — Саймон от неожиданности стукнул бутылкой о столик.

— Я сказал: буду рад. Надеюсь, ты не против? По-моему, очень мило, что Джулиус вспомнил о моем дне рождения.

— О господи! — воскликнул Саймон. Подняв бутылку, он машинально вытер носовым платком оставшийся на столешнице мокрый след.

— Неужели ты против, Саймон? В чем дело?

— Я думал, что мы с тобой будем вдвоем. Я так ждал этого вечера.

— Не будь ребенком. Мы очень часто обедаем тет-а-тет. Зачем же поднимать шум из-за какого-то одного вечера?

— Это особенный вечер. Ты мог бы и посоветоваться со мной, Аксель.

— Как именно, не выходя за рамки вежливости? Мне нужно было сразу сказать «да» или «нет».

— Значит, ты должен был сказать «нет».

— Это уже чересчур! А если мне по душе видеть Джулиуса сегодня вечером?

— Если так, почему бы вам не пойти вместе куда-нибудь пообедать?!

— Саймон, немедленно прекрати! Нужно, в конце концов, отучиться от беспричинных взрывов ревности. Они все портят. Будь добр, сначала думай, а уж потом говори. Ты ведешь себя как трехлетка. Джулиус мой старый друг, и я не собираюсь порывать со старыми друзьями, лишь бы усладить твои инфантильные собственнические притязания. Я сыт по горло этими капризами. Ты ведь прекрасно знаешь, что я люблю тебя. А в ответ проявляешь чертовскую неблагодарность.

— Ну ладно, хорошо, прости. И дело совсем не в этом. То есть это не ревность. Это… Прости меня, Аксель. Но я так старался все приготовить, а ты вдруг огорошиваешь меня этой новостью.

— Но ты же не можешь сослаться на то, что не хватит еды?

— Сардинок будет недостаточно.

— Ты сам сказал, что не следует налегать на сардинки. Ну же, Саймон, это ведь мой день рождения, и ты сам настоял, чтобы мы его праздновали. Наверное, лучше было сказать тебе раньше. Но я просто забыл. Так что, сам видишь, для меня это не так уж и важно.

— Да, конечно. Извини, милый. Когда придет Джулиус?

— А знаешь, он этого не сказал. Просто спросил, нельзя ли заглянуть.

— Значит, мы будем ждать до бесконечности, и рагу испортится.

Саймон спустился в кухню и тупо уставился на большой глиняный коричневый горшок, купленный ими в Безансоне. Неожиданно все потемнело и помертвело. О, если б он только не начал врать Акселю!

— Гей-гей, Аксель!

— Что ты хочешь сказать, Джулиус?

— Гей-гей. Разве в Англии не говорят так?

— Пожалуй, это осталось в прошлом. Но неважно. Гей-гей, Джулиус.

— Поздравляю тебя с днем рождения.

— Спасибо.

— Привет, Саймон, ты очень красив сегодня.

— Рюмку сухого мартини?

— Нет, спасибо. Моим чувствительным внутренностям явно на пользу мораторий, который я наложил на мартини с момента приезда в Англию. И мигреней теперь почти нет. Немного виски, пожалуйста. Можно, я сяду здесь?

Рагу явно переварилось. Саймон решительно отказался от предложения Акселя сесть — ввиду опоздания Джулиуса — за стол без него. Он настоял, чтобы они дождались Джулиуса. И теперь было уже начало десятого.

Джулиус в черном костюме из очень легкой ткани был безупречно элегантен и чуть походил на пастора. Войдя с огромной коробкой, завернутой в коричневую бумагу, он без объяснений поставил ее возле кресла. По тому, как он нес ее, коробка явно была не тяжелой. Саймон с любопытством покосился на нее. Что там такое? Наверняка это подарок Акселю.

— Какая у вас английская обстановка, — прихлебывая виски и удовлетворенно оглядывая комнату, сказал Джулиус.

— И что же в ней английского? — спросил Саймон. Взвинченный, раздраженный и несчастный, он хотел, чтобы все теперь было глупым, нелепым и чудовищным.

— Непринужденная свобода в сочетании цветов. Американцы осторожничают с цветом, боятся смешения стилей. И в результате их интерьеры почти всегда голые и безобразные. Уюта в Америке не дождешься.

— Ты прекрасно выглядишь, Джулиус, — сказал Аксель. — Лондон явно тебе на пользу. До меня дошли слухи, что ты собираешься здесь осесть.

Аксель и Джулиус разместились в двух мягких креслах по обе стороны от камина, оба свободно вытянули ноги и выглядели удручающе раскованно. Снизу, из кухни, доносился укоряющий запах перестоявшего рагу. Саймон терзался муками голода.

— Да, я об этом подумываю. Лондон настолько цивилизован, что успокаивает. Вот в Париже я жить бы не смог, а ты?

— Тоже. Мне он всегда не особенно нравился. До сих пор думаю, что мог бы жить в Риме, хотя, возможно, это чистая фантазия. В мечтах я всегда жил в Риме.

— Правда? Какое совпадение: я тоже. Хоть и не жил там больше чем по несколько недель.

— Аналогично у меня. Но этот город всегда снится. Это нагромождение пластов истории. Дома, лепящиеся друг к другу. Рим восхитительно неупорядочен, прямо как Лондон.

— Вот-вот. Я люблю сельский стиль жизни Рима.

— Эти бесчисленные маленькие площади…

— Фонтаны…

— Белеющие между деревьев статуи…

— Античные колонны, украшающие ренессансные стены…

— По ночам отблеск неоновых огней на терракоттовых домах…

— Мальчики, голышом купающиеся в Тибре…

— Да-да, эти мальчики, голышом купающиеся в Тибре… Конца этому не предвидится, думал Саймон. Но твердо решил не напоминать об обеде. Пусть cassoulet сгорит.

— Конечно, опера там не так хороша, как в Париже, — сказал Джулиус.

— Безусловно, но всегда можно слетать в Милан.

— Я видел, что в «Сэдлерс Уэллс» дают Моцарта. У них этим летом хорошая труппа?

— Неплохая. Они очень недурно поставили Cost. Не помню, что там идет сейчас.

— Die Entführung aus dem Serail. Как тебе это, Саймон?

— Что? — спросил Саймон. Он угрюмо стоял у окна и смотрел на улицу.

— Die Entfürhung aus dem Serail.

— He выношу Моцарта, — сказал Саймон.

— Аксель, нельзя разрешать ему говорить так. Мне чуть не сделалось дурно.