Среди самцов - Фиона Уокер

— Наша телекомпания хочет показать первый ролик в ту самую неделю, когда ресторан откроется. Даже название готово — «Пищевые войны». Классное, скажи?

В машину села Сид, увидела у Одетты телефон и сразу же позволила себе замечание:

— А я и не знала, что у тебя есть мобильник. — Настроение у нее после посещения рефлексолога нисколько не улучшилось. — Быть может, в таком случае твои приятели будут звонить тебе на мобильник и перестанут изводить меня просьбами передать тебе сообщение?

— Он на ферме плохо работает, — объяснила Одетта. — И о каких сообщениях вы изволите упоминать? — Сид ни разу не передавала, что ей звонили друзья.

Но Сид ее не слушала. Она полезла в бардачок, чтобы найти любимую кассету. Через минуту в салоне загрохотали ударные установки и басы группы «Маска».

— Так-то лучше. — Сид откинулась на подушки кресла, и Одетте, чтобы понять, куда ехать дальше, пришлось читать у нее по губам.

Пока Сид посещала очередного целителя, Одетта думала о сообщениях, которые оставляли на ее имя друзья и о которых Сид ничего ей не говорила. Недавний разговор с Эльзой лишь подтвердил, как сильно она соскучилась по подругам. Согласившись работать на Сид, она думала, что будет зимними вечерами сидеть на мельнице и писать своим приятельницам длинные письма. Сид, однако, так загрузила ее работой и разговорами, что на писание ей совершенно не оставалось времени. Об электронной же почте оставалось только мечтать — все компьютеры находились на ферме под контролем у Сид. Кроме того, ей не хватало видео и телевизора. Неужели ей не удастся посмотреть даже передачу «Пищевые войны», душой и вдохновителем которой она была!

Колеса пиаровской машины завертелись, и через некоторое время Джимми, к большому своему удивлению, получил предложение стать ведущим персонажем серии передач о проектируемом Калумом «Дворце чревоугодия» в Фермонсо-холле. На этом особенно настаивал звезда пиаровских акций Алекс Хопкинсон.

— Это будет документальное свидетельство возрождения к жизни одного из крупнейших старинных поместий викторианской Англии, — сказала Джимми помощница режиссера, объясняя задачу своей телевизионной группы. — Ваша работа будет занимать в этом процессе важное место, так что мы будем пристально за вами наблюдать. Можно сказать, хвостом будем за вами ходить.

— Да я всего лишь управляющий, — отнекивался Джимми. — Какой вам от меня прок?

— Прок есть, да еще какой! — вскричала помреж, которая уже видела в кадре могучую фигуру Джимми на фоне возводимых в Фермонсо стеклянных теплиц.

Джимми схватил ее под мышки, приподнял на пару дюймов над землей и, пристально глядя ей в глаза, сказал:

— Это все тараканьи бега, мисс, а мне нужно заниматься делом. Так что вы, ребята, не смейте попадаться мне на глаза со своими камерами, не то плохо придется. Уяснили?

«Ребята» из съемочной группы с уважением посмотрели на кулак Джимми, который был размером с детскую голову, и решили держаться от него подальше.

Помощница режисссера позвонила в Лондон Ронни Прайэр и нажаловалась на Джимми. Ронни пришла в ярость.

— Но нам нужен герой! — вскричала она. — А Калум Форрестер для этой роли совершенно не годится. Не говоря уже о том, что он похож на обезьяну, у него сильнейший акцент, и он постоянно ругается. Нет, лучше Джимми Сильвиана нам не найти. Можно, конечно, попробовать на эту роль Флориана, но он ругается еще хуже Калума!

— Флориан уезжает на континент. Желает набраться там вдохновения для создания новых рецептов, — сказала помреж, втайне надеясь съездить за казенный счет во Францию.

— Пусть он там бледных спирохет наберется! — гаркнула Ронни и в сердцах швырнула трубку. Немного успокоившись, она вышла из офиса и направилась к своему сопродюсеру Мэтти Френчу. Мэтти, однако, тоже ничего утешительного сказать ей не смог.

Ронни, которая была страстной сторонницей проекта, загрустила. «Все-таки Калум прав, — подумала она, глядя в окно на надоевшее ей до черта серое лондонское небо. — Из этого города пора бежать. Вот и Одетта отсюда сбежала и работает теперь в провинции. Знать бы вот только где…»

— Есть шанс насытить действие драматургией, — сказала она, передвигая по столу к Мэгги пачку фотографий и газетных вырезок.

Мэтти некоторое время листал вырезки, потом, ухватив суть дела, вытащил из пачки бумаг фотографию и продемонстрировал ее Ронни.

— Это та самая дама, которая сообщила нам о проекте «Дворца чревоугодия»?

Ронни кивнула. Зря она искала героя для серии своих репортажей. Герой — это избито. Им с Мэтти нужна героиня. Причем героиня трагическая, страдающая и жаждущая мести.

— Слушай, мы можем с ней поговорить? — спросил Мэтти. — Вызови-ка ее к нам на студию.

— Я бы рада, но тут есть одна небольшая проблема, — сказала Ронни, со злости на себя кусая губы. — Я, когда с ней в последний раз разговаривала, так и не выяснила, где она сейчас обитает.

Мэтти, однако, никакого неудовольствия по этому поводу не выразил. Еще раз пролистав газетные вырезки, он отодвинул их ребром ладони в сторону и сказал:

— Она будет еще с нами сотрудничать. Вот увидишь.

— Откуда, интересно знать, у тебя такая уверенность?

— Калум Форрестер учинил все это с ней по какой-то странной причине, — сказал Мэтти. — И деньги здесь — дело десятое. Есть убийцы, которым просто необходимо прийти и взглянуть на могилу своей жертвы. Особенно если убийство совершено из-за страсти. И Калум, на мой взгляд, относится именно к такому типу убийц. А то, что это дело — клубок страстей, у меня сомнения не вызывает. Так что Калум сам нас к ней приведет. Главное — не спускать с него глаз.

Одетта с недоумением рассматривала натекшую под коллекционным «Бентли» 1930 года лужицу масла, когда услышала шум мотора подъезжавшего автомобиля. Подняв глаза, она увидела огромный черный джип с тонированными стеклами, в которых отражались белые стены окружающих построек.

«Кто бы это мог быть?» — подумала Одетта, вытирая масляной тряпкой руки и распрямляясь. В следующую минуту, однако, сердце у нее забилось как бешеное. Из машины, хлопнув дверцей, выбрался Калум Форрестер собственной персоной и направился к ней.

Она не видела его с Нового года и за это время создала в своем воображении образ некоего чудовища и злодея-искусителя. Но во плоти Калум показался ей таким же любимым и желанным, как прежде. Ничего демонического — даже одежда на нем была привычная: как всегда, экстравагантная и чуть мешковатая.

— Этого, конечно, не может быть, но это ты! — воскликнул Калум, широко распахивая в стороны руки, словно желая обнять весь мир. — Когда Джимми сказал, что ты обитаешь в этих краях, я ни на секунду в это не поверил, но теперь и сам вижу: это правда.

Одетту до такой степени поразили его дружеский тон и обращенные к ней теплые слова, что у нее перехватило горло и она не могла говорить.