Аргентина. Крабат - Андрей Валентинов

Обычный фетр, не слишком модный «котелок» — в углу, слева от выжженного круга. «Для одних грабеж беда, а другим и горя нету…» А еще левее, там, где должна быть внешняя дверь… Женщина нащупала левой рукой платок в кармане брюк, вынула, долго протирала лицо. Ни двери, ни стены, за порожком — наружная лестница без двух верхних ступенек. Она учла высоту, но не подумала о диаметре.

«…Странно это, странно это, странно это, господа».

Срезало!

Женщина, ступив на упавшую дверь, вышла на площадку, прикидывая, можно ли будет сойти вниз. Решила — можно, только с чемоданами придется повозиться. Под каблуком что-то хрустнуло. Не обратив поначалу внимания, она попыталась пройти дальше. И снова хруст, словно под ноги попал мелко дробленый уголь.

Удивилась, скользнула взглядом, затем наклонилась.

Это и был уголь, небольшие острые кристаллики, только не черные, а темно-красные, в цвет спекшейся крови. Неровная горка-террикон — прямо за дверью, россыпью. Кто-то не слишком ловкий опорожнил ведро — и ушел себе дальше.

«И едва наступит ночка, вновь идет гулять Бабетта…»

«Пульверизатор-измельчитель для особо сложных горных работ». Степень пульверизации — максимальная. Характер породы — прочее. От лаборатории хорвата Теслы осталась воронка. Здесь все кончилось ведром мусора.

Обычный рекламный ход…

«…Тут пора поставить точку, хоть и странно очень это!»[86]

* * *

Телеграмму она нашла в перчаточнице темно-синего «ситроена», уже уложив вещи в багажник и заведя мотор универсальным «ключом угонщика», подарком Жожо-апаша. Следовало спешить, время текло слишком быстро, а рядом не было подходящего штрека. Во что превратится Замок Измены, ей не хотелось и представлять. Пусть! Домик снят на чужое имя, а небольшая кучка угля ничему никому не докажет. Перчаточницу женщина открыла больше по привычке. Мало ли? Марек, рисковый мальчишка, обычно кладет туда пистолет… Нащупав хрустящий бланк, удивилась совпадению, но все же решила взглянуть. Включила свет в салоне…

Прочитала. Задумалась.

Женщине не нравился запах глициний, слишком приторный, слишком сладкий. А еще меньше ей хотелось вновь оказаться на Площадке признаний, именуемой также Площадкой самоубийц. Запах остывающего асфальта, пустое шоссе, ровный чистый гравий под ногами, густой хвойный дух…

Европейский Призрак сложил из карты континента панамку — и носил, пока не истрепалась. Война — отец всему и царь. Царь и отец Войны очень хотел видеть госпожу Ильзу Веспер.

14

— Вам точно сюда, Марек? Вы не ошиблись?

На этот раз голос Капитана Астероида звучал совершенно не по-геройски. Спаситель Галактики был явно растерян.

— Да! — как можно тверже ответствовал пилот-испытатель. — Именно сюда!

Поглядел вниз. Поежился. Вздрогнул.

Марек Шадов был уверен, что вершина Эйгера — темечко Огра! — выглядит иначе. Ему представлялась площадка, пусть небольшая и не слишком ровная, но все-таки твердь, на которую можно стать ногами. Где там! Белый пик, хорошо различимый с балкона, оказался таковым и вблизи — острый, покрытый слежавшимся снегом. Слева — резкий уклон, справа — обрыв, ровная вертикаль. Взобраться в принципе можно, но это уже не альпинизм, а чистый балет.

…Черное небо, яркие летние звезды. Облака остались далеко внизу. Ветер. Мороз.

— Без десяти двенадцать, — Роберт-пилот взглянул на светящийся фосфором циферблат наручных часов. — Если слегка отвлечься от реальности… Удачное, я вам скажу, место для встречи с агентурой. Летающую контрразведку пока еще не изобрели. Снимаю шлем!

Шлем, летные очки, равно как и все прочее, герой снимать, естественно, и не пытался. Комбинезоны оказались с подогревом — маленький переключатель слева на поясе, но холод все равно пронимал до костей. Внизу — почти четыре километра, даже подумать страшно.

— Почему сразу — с агентурой? — удивился Марек. — А вдруг у меня свидание с прекрасной синеглазой девушкой, которая летает на эфирном корабле и поет марсианские песни?

Спаситель Галактики негромко рассмеялся:

— Нет, такое в отчете писать нельзя, лечиться отправят… Ладно, Марек, рискну, оставлю вас тут, только до рассвета не забудьте вернуться. И не вздумайте выключать аппарат, мигом унесет. А я в ангар, стану собираться, завтра с утра — взлет. Может, все-таки забрать вас с дочерью? Я не стану вас вербовать, Марек, незачем. Но один вы ничего не сможете. Сами погибнете — и семью не защитите. Вы точно решили остаться? Не передумали?

Пилот-испытатель понимал, что это было бы самым разумным. Кого он здесь ждет — и дождется? Ильзу — или Черного клоуна? Если бы Роберт мог хотя бы денек повременить!

Порыв ледяного ветра ударил в лицо, зыбкая твердь под подошвами дрогнула, заходила ходуном.

— Остаться не могу, — понял его Капитан Астероид. — О наших полетах, уверен, уже доложили в Берлин, а дня через три узнает и Муссолини. Итальянцы — ребята честные, но мой давний знакомец Антонио Строцци разговорит их с ходу, легким касанием.

Марек не стал спорить. Пусть и так. А все равно, хорошо вышло!

* * *

Чезаре и Джакомо они доставили почти к самому палаточному лагерю. Это оказалось не слишком сложно, пристегнутый ремнями «пассажир» сразу терял вес, подхваченный неведомой энергией рюкзака-«блина». Труднее было остановить бурный поток красноречия — спасенным очень хотелось найти нужные слова. В кармане комбинезона лежал серебряный нательный крест — подарок Джакомо-полиглота. Отказаться Марек не смог.

Итальянцы в единый голос обещали молчать о небесных гостях. Чезаре даже сложил легенду о героическом «дюльфере» — прямо от Красного Зеркала к самому подножию.

— Lungo la corda, signore! Очьень! Ну совсем очьень длинная вере-вика! Molto, molto lunga corda! Lunghezza!..[87]

Ребят, конечно, заставят говорить. И пустят гончих по следу. Черный клоун окажется в хорошей компании.

И ладно!

…Из-под осколков выбрался Крабат и зашагал по земле. С тех пор он среди людей и делает то, что велит ему совесть.

* * *

Мать-Тьма смотрела в глаза. Холод и ветер мешали вздохнуть. Белый снег на каменном клыке равнодушно отблескивал в неярком свете звезд. Метеор, сын Небесного Камня, остался один на самом темечке Огра-людоеда.

Он ждал — и дождался. Светящиеся фосфором стрелки еще не успели сойтись на цифре «12», когда тьму рассекла беззаконная белая молния. Пронеслась над каменным острием, зависла на миг — и ударила в пустоту прямо перед его лицом.