Парадокс Севера - Виктория Побединская

В кафетерии было многолюдно, несмотря на праздники. Встав в хвост очереди, я оглянулась по сторонам, пытаясь отыскать глазами другие, светло-серые. Потому что точно знала, он здесь.

— Знаешь, я рассказал о случившемся маме. О том, как ты помогла мне, — сказал Пашка. — Ты на самом деле спасла меня, Ди.

Я похлопала его по плечу.

— Даже самые лучшие люди иногда оступаются. Так что не нужно благодарности. Просто больше не влипай никуда, ладно?

— Да, конечно, — кивнул он. — Знаю, это возможно преждевременно… Но мама очень хотела с тобой познакомиться.

Пашка продолжал что-то тараторить над ухом. Но я уже не слышала.

Потому что в глубине зала, за привычным столом у окна, в центре, заметила того, кого искала все утро взглядом.

На нем была слегка свободная белая рубашка, которая ему очень шла. Рукава чуть подвернуты, за запястье блестели часы. Рядом, примостившись у подоконника, о чем-то увлеченно рассказывал Макс. Кто-то подошел к ним поздороваться. Север повернулся, и мы встретились взглядами.

Вокруг как обычно толкотня. Смех, гомон.

Одними губами он произнес «Привет».

И не осталось никого. Только мы двое.

И пусть взгляд Севера такой, что все вокруг должно инеем покрыться. Коркой льда. Я знала, что внутри горит огонь.

А потом он улыбнулся. Незаметно, уголком губ. И сердце подпрыгнуло в груди.

Вот только сердце не знало, что в ту же секунду оно упадет и разобьется. Компания парней, закрывающая стол Севера отошла, я увидела, рядом с ним Адель. Как и всегда, она держала его за руку. И только тогда я поняла, что было написано на лице парня. Извинение. Жалость. Неловкость.

Он и не собирался ее бросать. Король и Королева по-прежнему вместе.

Я едва не задохнулась.

«Надо поговорить».

Еще вчера я так упрямо верила, что в жизни бывает по-другому. Но нет, увы. Каждый получает лишь то, что отсыпано ему Вселенной. Правда у одних в небе окно размером с дирижабль, а у кого-то лишь приоткрытая форточка. Таким действительно стоит довольствоваться лаконичным: «Лучше синица в руках…».

Народная мудрость та еще стерва.

Пашка болтал фоном, Адель опустила голову Виктору на плечо. Ситуация складывалась деталь за деталью. Как мозаика. Безжалостно расставляя всех на свои места.

«Лучшие достаются лучшим. Разве ты забыла?»

— Ди, ты слышишь? Ты согласна?

В голове вдруг стало пусто. В горле сухо. А внутри, в сердце — больно настолько, что я боялась даже вдохнуть. Прошло два дня, но облизнув губы, я все еще чувствовала вкус детского шампанского, лимона, мяты и самого большого в жизни разочарования.

Захотелось отвернуться, опустить взгляд, но я продолжала стоять на месте, словно статуя, неотрывно глядя как Виктор, обернувшись, дарит окружающим одну из своих редких улыбок, хотя глаза его не улыбались. 

А ведь на какое-то мгновение я действительно поверила в искренность его слов. Только все, что случилось, произошло в иной жизни. Здесь же, в Карточной Долине пешке никогда не стать королевой, давно стоило запомнить.

Я подняла глаза. Паша, улыбаясь, ожидал ответа.

— Что? — переспросила я. — Что ты говорил?

— Говорю, идем вечером ко мне. Познакомлю с мамой.

Голова к этому моменту раскалывалась до такой степени, что его дальнейший бубнеж фоном я уже не слышала. Мне просто хотелось убраться отсюда подальше. Уйти и не возвращаться.

— Ну так что? Это значит да?

Я кивнула.

— Отлично! Зайду за тобой после тренировки! Через час.

Я зажмурилась, почувствовав, как чужие губы поцеловали в висок. Слишком грубые и горячие.

И снова не те.

Север.

Пять букв, которые могут разрушить жизнь и разбить сердце.

По одной из многочисленных теорий моей бабушки, люди делятся на два типа: тех, кто разбивает сердца, и тех, кому их разбивают. Угадайте, к которому отношусь я?

Вернувшись в свою комнату, я опустилась на кровать. На спинке стула висел пуловер Севера. Тот самый, что он забыл у меня дома. Сначала я хотела запихнуть его в шкаф, с глаз долой, но потом поняла, что все мои вещи станут пахнуть как он. А этого я уже не вынесу.

Север как плесень во влажном помещении — везде распространял свое влияние. И я не хотела, чтобы и в моей комнате он захватывал территорию. Поэтому я скомкала кофту, бросила на стол и отвернулась.

Телефон в кармане прожужжал, вибрируя. На экране высветилось болезненное: «Виктор». Зачем я его переименовала?

Я сжала зубы, глядя на зеленую кнопку, все еще ощущая на губах вкус предательства, а потом, не раздумывая, выбрала красную, засунула телефон в сумку и принялась собираться. Спустя минуту Виктор перезвонил снова, и тогда я его вовсе отключила. 

С меня хватит! 

***

Мы ехали домой к Пашке.

Признаться, я и сама не понимала, почему согласилась. Заранее зная, что не смогу ему дать того, о чем он мечтает. К счастью или к сожалению. Потому что уже никто не был в силах мне помочь.

Начав тонуть, люди реагируют по-разному.

Кто-то долго не сдается, продлевая свое существование на вдох, чтобы перегруппироваться, собраться с силами и сделать рывок наверх, к воздуху. В надежде на протянутую руку.

Кто-то сразу опускается на дно, растеряв всякую надежду. Медленно, точно зная, что уже никогда не выплывет. И не важно, из моря ли, или собственной жизни.

А кто-то, такие как я, однажды узнав, что океан может убить, уже никогда к нему больше не приближается. Северный ледовитый мне оказался не по силам.

Автобус остановился, и Пашка не помог мне выйти. Не то, что бы я сильно этого ждала. Восемнадцать лет ведь выбиралась из маршрутки самостоятельно, но почему-то подумала, что даже когда мы были врагами, Север всегда подавал мне руку.

Ветер забирался под воротник, пробегая мурашками по спине. Январь наконец вспомнил, что он зима, и щедро разбросал на ветки белые шапки. Я знала, через пару дней, они растают. А пока просто смотрела под ноги, глядя на черные следы, которые оставляли Пашкины ботинки на земле и вдыхала запах свежевыпавшего снега.

Пашка, как и полагается порядочным синицам, жил в пятиэтажке, простой бетонной коробке на краю города. На последнем этаже обшарпанного подъезда с посеревшими стенами, когда-то выкрашенными белой известкой, сейчас же расписанными чем попало, и с висящими горелыми спичками на потолке.

Пока мы поднимались, я думала, каково ему каждый раз возвращаться сюда из Карточной Долины? Потому что разница казалась настолько колоссальной, что невозможно было не впасть в уныние.