Взломанные небеса - Эл Робертсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стабси…
– Я сейчас выключу свет. Потом сниму маску.
«Я ж так хотел с ним поговорить!»
«Фист, тише. Ты же слышал, что он сказал», – заметил Джек.
Джек улегся на матрас, натянул простыни. Щелкнул выключатель. Голая лампочка, освещавшая сарай, погасла.
– Доброй ночи, Стабси! – пожелал Фист.
От стены, где стояла кровать мистера Стабса, донесся шорох. И все.
«Как же он изменился!»
«Он многое пережил. А это меняет людей», – заметил Джек.
«Я тоже так изменюсь, когда сделаюсь настоящим?»
«Ты и сейчас настоящий. И меняешься. Чуть-чуть за последние несколько лет. И очень сильно за последнюю пару недель. Обзавестись телом – просто еще одна перемена».
Паяц вздрогнул:
«Я же это… В общем, я почувствую? Ну, когда ты уйдешь».
«Мистер Стабс говорит, что да».
«Джек, мне так жаль. Хотел бы я, чтобы оно по-другому было…»
«Видишь, Фист, как ты уже изменился».
«Ну, все ведь зря и попусту. Ты умрешь, а я стану как он».
«Тебе будет не так тяжело, как ему. Ведь тебе есть что вспомнить. Причем хорошего».
В разуме Джека эхом отдались всхлипывание и шмыганье носом.
«Нет, ну как же все это нелепо! Ждать столько времени, а потом ты уйдешь, а я превращусь в гребаного урода!»
«Фист, тише! Ты мог бы появиться?»
«Я не хочу, чтобы он видел меня таки-и-м…»
«Послушай, ты же можешь показаться только мне».
«Ну да».
Джек лежал на боку. Он протянул руки и вдруг ощутил тяжесть между ними. Фист прижался к его груди, судорожно вцепился ручонками в рубашку.
«Зря, все зря, к черту! – рыдал паяц. – Это все, что нас ожидает? И меня, и тебя?»
«Да, все», – подтвердил Джек.
Он обнял паяца, прижал к себе. Тот трясся и всхлипывал, уткнув деревянное лицо в грудь Джека, вдруг ощутившего влагу на коже, – паяц симулировал слезы.
«Мы сделаем то, что делали всегда, – продолжил хозяин паяца. – Сделаем так хорошо, как сможем. А когда я исчезну, ты вспомнишь меня, и это поможет тебе найти самое лучшее».
Фист молчал. Джек осторожно гладил его по голове и говорил, стараясь, чтобы в словах не было и тени насмешки, а были только забота и желание утешить:
«Фист, это ведь и значит быть человеком. Не только свобода – но и печаль, тоска, слабость. Люди теряют тех, кого любят, и видят, как самое дорогое и прекрасное ускользает прочь навсегда. И это не так уж плохо. Боль ведь возникает именно оттого, что было хорошо, а потом перестало. Мы встречаемся и счастливы, расстаемся и плачем, но утешаем себя надеждой на то, что еще придет к нам».
«Тебя ведь даже на Гробовых Драйвах не останется!!!»
Горе захлестнуло паяца с головой. У Джека защемило сердце.
«Я знаю. Но это, может быть, не так уж и скверно. Ты же видел, как люди цепляются за прошлое. А тебе будет не за что цепляться. И придется искать свое счастье и цель в реальном мире. Тебе не удастся укрыться во вчерашнем дне».
«Но я не хочу терять тебя!»
«А ты и не потеряешь. Ты будешь помнить меня, ведь ты рожден мной. Пока ты жив – будет жить и часть меня».
«Но я останусь совсем один. Стабс не хочет общаться, а эти разговоры об эмбрионах паяцев – чушь собачья! Во всем мире не будет никого вроде меня».
Фист еще долго всхлипывал и дрожал. Но в конце концов успокоился и забылся беспокойным сном в объятиях Джека.
«Вдруг мистер Стабс все-таки составит тебе компанию? – прошептал Джек, зная, что паяц не расслышит. – И вы станете выращивать овощи вместе. А ты поможешь ему оставить прошлое за спиной. Кто знает, может, эмбрионы паяцев и в самом деле выжили?»
Но от мысли об этом Форстеру стало не по себе. Он стиснул напоследок деревянную ладошку Фиста.
«А пока – спи!»
Паяц исчез. А его измученный усталый хозяин вскоре провалился в глубокий тяжелый сон.
Поутру Фист натужно изображал бурное веселье. Он подскочил к окну, выглянул наружу, бросился назад. Мистер Стабс стоял у двери – еще в трусах, но уже в белой маске.
– Ну что, Стабси, какие планы? – прочирикал Фист.
Мистер Стабс протянул Джеку свой синий рабочий комбинезон:
– Наденьте, притворитесь мной и отправляйтесь в штаб-квартиру Королевства. Вы ведь можете подделать мои сетевые идентификаторы?
– Никаких проблем, – заверил Фист. – А нас впустят?
– Вы понесете туда семенную картошку. Мою картошку очень ценят. Она не плесневеет. С ней вы попадете к тамошним садовникам. А дальше уже сами.
Джек натянул комбинезон. Он пришелся почти впору и выглядел на Форстере таким же бесформенным и потрепанным, как и на Стабсе.
– Теперь идентификаторы, – сказал Стабс. – Фист, я открылся.
– Скопировал, – сообщил Фист, зажмурившись на секунду. – Стабси, теперь мы – это ты.
– Хорошо. И последнее. Все привыкли к моей маске. Так что вам придется взять ее. Готовы?
– Да, – ответил Джек.
– Постой, – вмешался Фист. – А если нас поймают? И выяснят, что ты помогал нам?
– По-другому вы близко не подберетесь к Королевству. Вы уж постарайтесь, чтобы вас не поймали. А если поймают… Что ж, я пожил достаточно.
И мистер Стабс стянул маску.
Лицо его словно навечно сковала жуткая предсмертная судорога. Рот искривлен в дикой улыбке, натянувшей кожу на щеках. Глаза выпучены, будто от крайнего удивления, брови вскинуты – пара дуг на сведенном судорогой лбу.
– Мимика у меня небогатая, – пояснил мистер Стабс.
Улыбка на его лице превратилась в гримасу скорби. Казалось, он умел изображать мимикой лишь самые сильные эмоции, и оттого уголки рта, кожа вокруг глаз и виски были в постоянных синяках.
– Могу еще изображать скуку. Это удобнее всего, – сказал мистер Стабс, и губы его плотно сжались, выражение глаз сделалось чуть спокойнее, чем раньше.
«Жестоко-то как, – пробормотал паяц. – Ему не поставили новое программное обеспечение для управления лицом».
– Так было всегда? – не удержался от вопроса Джек.
– Всегда. Я – гость в этом теле. Оно никогда не было по-настоящему моим.
– И никакой надежды на обновление программ?
– Ни малейшей. Потому я и живу в сарайчике вдали от жилых кварталов для персонала. Нас сделали куклами, чтобы дети не боялись нас. А во плоти я пугаю и взрослых. Мое лицо кажется им кукольным, неживым. Упрощенным до предела. Мысль о том, что возможна настолько простая, сведенная к паре простейших эмоций человеческая личность, крайне неприятна для людей. Они ведь живут в предельно упрощенном мире. Я напоминаю о том, что они потеряли, и это их пугает.