Темное разделение - Сара Рейн

— Он мог так сделать, но я не понимаю зачем. Флой по-прежнему стоял на коленях возле моего стула, мои руки в его руках.

— Бедная моя любовь, — сказал он очень нежно. — Ты так искренна и честна, ты целостная натура. Не все так прямы, как ты, не все полны света. В характерах людей есть чернота, и у меня она проявляется иногда. И у Эдварда. Он претенциозный и ограниченный, он кичится своими небольшими достижениями и думает, что ничего, кроме богатства и социального статуса, не имеет значения.

Флой был совершенно прав, говоря об этом, хотя мне бы следовало попытаться защитить Эдварда.

— Рождение близнецов поставило Эдварда перед дилеммой, — продолжал Флой. — Его видение будущего своей семьи и того, как он будет выглядеть в глазах окружающих, не предполагало двух не совсем нормальных детей. Эдвард принадлежит к той жалкой прослойке общества, которая смотрит на отклонения от нормы как помеху. И даже считает это постыдным. И он посчитал близнецов большой помехой, может быть, даже компрометацией своей мужественности. — Он улыбнулся мне нежной, понимающей улыбкой. — В любом случае он не знал, что они — не его.

— Нет. Продолжай. Расскажи мне все.

— Все это лишь предположение, — сказал он, — но я не знаю, как это могло произойти иначе. Я думаю, как только родились близнецы, Эдвард стал вынашивать план отдать их в учреждение. Но он знал, что ты никогда не согласишься на это.

— Конечно, нет!

— Эдвард знал это, поэтому он никогда не заводил об этом и речи. Он сказал тебе, что девочки умерли, заплатил нескольким людям за молчание — врачам, сестрам, церковным властям, бог знает кому еще! — и затем отдал близнецов в какой-то детский приют. Это единственный возможный ответ, Шарлотта!

— Сиротский приют, — сказала я, остолбенело глядя на него. — Он отдал их в сиротский приют.

Против воли ужасный образ работного дома в Мортмэйне, и вся его тьма, и тоска всплыли перед моим внутренним взором. У людей есть чернота, сказал Флой, но и у зданий есть чернота и тьма. Мои прекрасные дети были увезены в место, подобное Мортмэйну?

— Флой, — сказала я, — где они сейчас? Виола и Соррел?

Я вдруг осознала, что по-прежнему крепко сжимаю его руки, отпустила их и вместо этого ухватилась за деревянный подлокотник.

— Они в Лондоне, — сказал он. — Я не успел узнать подробнее, что в точности случилось с ними, — мы сможем сделать это позже, — но они здесь, в Лондоне, Шарлотта.

— Где?

Глаза Флоя загорелись подлинным состраданием; таким я его еще не видела.

— Они в руках человека по имени Мэтт Данси, — сказал он. — Почему ты подскочила?

— Это сейчас не важно.

— Данси владеет домами с плохой репутацией.

— Он владеет борделями, — сказала я зло. — Домами разврата. Не похоже на тебя, чтобы ты прибегал к эвфемизмам, Флой.

— Мне жаль. Публичные дома Данси — худшее, что можно себе представить, — сказал он, — маленькие мальчики и девочки. Но Виола и Соррел не в публичном доме; у Данси есть и другие интересы. Он держит мюзик-холлы.

Я посмотрела на него беспомощно:

— Близнецы не могут быть в мюзик-холле. Они дети! Им четырнадцать лет!

— Данси показывает их в шоу уродов.

На этот раз темнота подступила так близко, что я потеряла сознание.

5.30 утра

Едва светает, но я уже слышу миссис Тигг и Клари, как они ходят внизу — звенят посудой и выгребают золу из печи. Через час — может быть, позже — я спущусь, и они приготовят мне чашку чая. Миссис Тигг удивится, увидев, что я поднялась так рано, и спишет это все на мерзкую войну, поднимающую христианок с постели ни свет ни заря, и попросит позволения принести мне завтрак в комнату.

Милостивой волею судеб Эдвард еще не вернулся, он продолжает заниматься поставками в армию. Я не представляю себе, как смогу посмотреть ему в глаза после всего этого, и не представляю себе, как смогу оставаться его женой после этого. Я многое могу простить, но если подозрения Флоя подтвердятся, я никогда, никогда не прощу Эдварда.

Не знаю, что делать дальше, но знаю, что найду моих детей, найду.

Если Флой вызвал потрясение у читателя, назвав Мэтта Данси похитителем Тэнси, то еще большее потрясение он приберег напоследок.

Двойной удар, думал Гарри, глядя на последнюю страницу «Врат слоновой кости», перечитывая в пятый или шестой раз, как Тэнси и Энтони отправляются в финале в путешествие, рука в руке на фоне заходящего солнца.

Это было путешествие, о котором Тэнси не могла даже думать, и она никогда бы сама не отправилась в такое путешествие. Но Энтони хотел этого, он хотел прогнать всех призраков, и Тэнси согласилась.

Они ехали на поезде — и это само по себе уже было приключением, и на станции они наняли повозку и пони — Тэнси гордилась Энтони, который разбирался в таких вещах и который знал, что нужно заплатить еще пенни сверху. Мужчина снял шапку, когда они сели в повозку, и сказал:

— Благослови вас Бог, вы настоящий джентльмен.

Тележка катилась по извилистым дорогам с полями по обеим сторонам до перекрестка с указателем дорог для путешествующих. Они свернули налево, и Тэнси увидела силуэт церкви вдали.

Теперь здесь было много деревьев — темные тени вставали до небес, как часовые у врат прошлого… Ведь не нужно стремиться в прошлое, лучше оставить его, оставить его призраков, пусть они сами бродят по пыльным комнатам старых домов…

Но есть один дом, который невозможно забыть, потому что память твоя будет возвращаться в него вновь и вновь.

Дорога сделала последний поворот и стала подниматься в гору — там, на дальней стороне холма, был дом, где Тэнси, Энтони и другие дети прожили все эти жестокие, тоскливые годы.

Мортмэйн.

Мортмэйн…

Гарри закрыл книжку Флоя и долгое время сидел без движения. Значит, Флой знал о доме кошмаров Симоны. Он знал то место, что фотографировала Симона, когда была еще ребенком. И Виола и Соррел действительно существовали, и Мэтт Данси тоже. А Тэнси? Реальная ли она героиня?

Подумав, он взял телефон и набрал номер квартиры Симоны. С досадой он обнаружил, что ее нет дома, а объяснять все это автоответчику было бессмысленно. В конце концов, он просто оставил сообщение, что нашел довольно интересную информацию о доме в Блумсбери и мог бы рассказать ей о своей находке при встрече за бокалом вина.

Роз понимала, что было слишком по-детски, слишком мелодраматично оставлять эту ужасную надпись на фотографии Мортмэйна, но это принесло ей большое удовлетворение. Нужно ловить момент, а ей представилась возможность пробраться в глупую претенциозную галерею и психологически надломить Симону, и она не хотела ее упускать.