Монгол - Тейлор Колдуэлл

Талиф почувствовал, что чаша терпения переполнена, и его начала бить дрожь. Окрашенные хной ногти впились в мягкие ладони.

Никто во всем мире не смел его так оскорблять. Ему удалось хрипло рассмеяться.

— Боюсь, ты слишком умен для меня! — воскликнул Талиф, делая вид, что вытирает с глаз слезы смеха. Он посмотрел на Темуджина. — Наверно, я тебя недооценил. Извини!

Гость рассмеялся, но в глазах его исчезла насмешка и веселье: только сейчас он понял, что приобрел смертельного врага в лице Талифа и что тот ни перед чем не остановится, чтобы его уничтожить. Сначала он даже расстроился и подумал, что свалял дурака. Он давным-давно понял, что не стоит плодить врагов, если для этого нет серьезных причин, просто так врагов плодят глупцы или сильные люди, которым на все наплевать. Кюрелен сказал ему, что стоит приобретать друзей и в будущем предавать их. Нужно было подружиться с хитрым Талифом, а не делать его врагом. Затем его охватило презрение, и он подумал, что из изнеженного Талифа получится вполне достойный враг.

«Мне не стоит бояться этого горожанина-неженку, — подумал Темуджин. — Я легко, как новорожденному ягненку, сверну ему шею».

Талиф выдавил из себя, что рад присутствию Темуджина во дворце, и обещал, что в будущем у них состоится еще много бесед. Но в конце свидания воздух в комнате сочился злобой и ядом, и лицо Талифа было бледным после ужасного унижения.

Темное лицо Темуджина стало суровым и надменным, он быстро поднялся и покинул Талифа, даже не спросив у того позволения. Едва Темуджин отбыл, как Талиф тоже отправился к отцу, который проснулся после дневного сна.

— Отец мой, — сказал Талиф, делая вид, что ему грустно, но он должен честно высказать свое мнение. — Я беседовал с твоим варваром. Сейчас я могу тебе сказать только одно: он — очень опасное животное и должен умереть. Но с этим не стоит торопиться, мы выберем правильное для этого время.

По тому как Темуджин хмурился и раздраженно отвечал на вопросы, Шепе Нойон сразу понял, что он взволнован и немного расстроен.

— Я свалял дурака, — признался он спустя некоторое время и рассказал, что случилось.

Шепе Нойон выслушал друга с усмешкой. Касар, чья натура не терпела и не понимала полутонов, решил, что Талиф обидел его обожаемого брата, начал кричать, что немедля отправится к нему и научит этого неженку, как следует принимать гостя. Эта вспышка гнева улучшила настроение Темуджину, и он начал посмеиваться над Касаром, пока бедняга окончательно не запутался, едва не разразившись от ярости слезами.

— Серьезно, господин, — сказал Шепе, который лучше остальных нокудов понимал друга. — Должен признаться, что не понимаю, почему мы тут оказались. Но достижение твоей цели теперь осложнилось тем, что ты посмеялся над молодым стихоплетом. Кюрелен нам как-то сказал: «Ты можешь ограбить человека или предать его, дурно о нем отзываться, но все равно он через некоторое время может тебя простить и даже станет с тобой дружить. Однако если ты его унизишь и посмеешься над ним, он тебя никогда не простит и навсегда останется твоим непримиримым врагом».

Темуджин нахмурился, внезапно вспомнив, что Талиф — брат Азары и сын Тогрул-хана, и он действительно поступил весьма глупо, высмеяв его. Он был собой возмущен, но потом воскликнул:

— Я просто не мог устоять перед тем, чтобы над ним не посмеяться. Правду тебе говорю! Но чего мне бояться человека, который ворует у Омара Хайяма?

Шепе Нойон пожал плечами.

— Если бы он писал собственные хорошие стихи, ты все равно смеялся бы над ним. Тогда он тебя бы простил, потому что ему известно, что ты — необразованный варвар и от тебя нечего ждать. Но теперь тебе придется его опасаться.

— Ты ворчишь, как старуха! — презрительно заметил Темуджин.

Шепе Нойон на него не обиделся — пожал плечами, зевнул, откинулся на подушки и блаженно закрыл глаза. Темуджин на него заворчал, стал расхаживать взад и вперед по комнате, что-то невнятно бормоча. Касар следил за ним обожающим взглядом. Он был готов сражаться со всей дворцовой охраной ради любимого брата.

Снова появился евнух и объявил, что великий Тогрул-хан желает видеть своего любимого названого сына во время ужина. На руке евнуха аккуратно висел халат из мягчайшего белого шелка, роскошный узорчатый серебряный пояс, цепь на шею и браслеты из чеканного серебра с бирюзой, в другой руке он держал сандалии из мягкой синей кожи.

Он объяснил высоким, похожим на женский, голосом, что эту одежду выбрал сам хан для своего названого сына. Темуджин улыбаясь разглядывал одежду. Он клялся, что не облачится в подобный наряд. В это время появились слуги и сообщили, что ванна для него готова.

— Им не нравится, как от нас воняет, — заметил Шепе, с завистью щупая шелка и позвякивая браслетами.

— Я не стану это надевать! — продолжал бушевать Темуджин, а потом прикусил губу.

У него было предчувствие, что Азара будет присутствовать на ужине, хотя восточный и мусульманский этикет запрещает присутствие женщин на общих с мужчинами трапезах. Он с интересом стал разглядывать наряд, а потом небрежно отшвырнул его в сторону.

— Наверно, не очень хорошо с моей стороны отказывать в любезности названому отцу.

— Мы разве не будем тебя сопровождать? — растерянно спросил Касар.

Евнух холодно заметил:

— Приглашение касается только благородного Темуджина.

Темуджин проследовал за слугами, чтобы принять ванну. Помещение состояло из комнаты белейшего мрамора с небольшим бассейном с теплой и ароматной водой. Он, сорвав коричневый халат и грубые шерстяные подштанники, скинул сапоги, отвергнув помощь слуг, и стоял перед ними обнаженный. Слуг поразила его молочно-белая кожа, которой не касались лучи пустынного солнца. Это были язычники, они восхищались физическим совершенством и смотрели на Темуджина, затаив дыхание. У него было поджарое красивое тело, твердое и мускулистое, подобное античной статуе, и его мышцы играли и переливались под кожей, как клубок живых змей. Загорелыми оставались лицо, шея и руки. Темуджин расплел достигавшие плеч волосы, рыжие, как хорошее золото, и такие же сияющие. Темуджин предстал перед слугами подобно юному богу, великолепному и сильному. Он бросился в воду и начал энергично плескаться, видя восхищение рабов и делая вид, что он их не замечает. Когда он вылез из бассейна, капельки воды сверкали и скатывались по его колее, подобно каплям ртути. Слуги начали его вытирать мягкими полотенцами, втирали в кожу ароматные масла, а затем принесли нарядные одежды.

Перед тем как одеть Темуджина, слуги сбрили ему рыжую щетину на щеках и подбородке. После всех процедур Темуджин ощутил себя чистым и свежим. Слуги расчесывали волосы до тех пор, пока они не заблестели, как роскошная рыжая грива. Они предложили ему не заплетать косы. Темуджин считал, что это сделает его похожим на женщину, но они его убедили, что самые известные мужчины Бухары, Багдада и Самарканда носят волосы подобным образом, и он оставил их распущенными. Темуджину протянули серебряное зеркало, и он увидел, что роскошная шевелюра действительно украшает его.