Час джентльменов - Дон Уинслоу

Вот Санни бы заметила мое исчезновение.

Но Санни уехала. Санни катается на доске и позирует для камер по всему миру.

Пит.

Петра Холл.

Пит знает, во что мы ввязались, но она не знает, во что мы ввязались. Она понятия не имеет, куда мы вляпались, и в этом есть и хорошая сторона: никто не хватится меня еще очень долго, и все это очень долгое время я должен держать рот на замке и ни за что не выдать им Петру. Или придется заставить их убить меня, прежде чем я расколюсь и расскажу им про нее.

Вдруг до него дотронулась чья-то рука. С Буна содрали клейкую ленту.

— Ты что, и впрямь решил, что сумеешь сбежать? — спросил Голос довольно спокойно, но Бун слышал, что он с трудом скрывает боль.

— Нет, просто захотелось тебя ударить, — ответил Бун. — Мне это, знаешь ли, приятно.

— За это проживешь на один час больше, — решил Голос.

— Спасибо.

— Не за что, — откликнулся Голос. — Знаешь, а ты удивительно спокоен для человека, понимающего, что ему предстоит. Давай-ка я расскажу, почему тебе не стоит быть таким спокойным.

И Джонс посвятил Буна в свои планы.

Петра открыла дверь.

За ней стоял Джон Кодани.

— Как мило, — вздернула бровь Петра.

— Я так понимаю, Буна тут нет? — спросил Джонни.

— Вы правильно понимаете. А я, как девушка честная, могу и обидеться на ваши предположения о том, что он у меня, да в такой поздний час.

— Для меня сейчас разгар рабочего дня, — откликнулся Джонни. — Так вы не знаете, где он?

— Подозреваю, что дома.

Джонни покачал головой.

— Тогда понятия не имею, — пожала плечами Петра.

— Могу я войти?

— А зачем?

— У меня есть основания предполагать, что у вас хранятся определенные материалы, имеющие отношение к расследованию дела об убийстве. Бун рассказал мне все о Блезингейме и «Райских кущах». И о документах, которые передала ему девушка… как же ее? Николь, точно. Я сначала ему не поверил.

— А теперь?

— Теперь, возможно, верю.

Интересное дело, подумала Петра. Бун даже не позвонил мне, чтобы сообщить о возникновении каких-то новых обстоятельств.

— Могу я узнать, из-за чего же вы передумали?

— Нет. Могу я войти?

— Нет, пожалуй.

— Я могу и с ордером прийти.

— Буду ждать вас с нетерпением.

Джонни улыбнулся:

— А знаете, я ведь вас и просто так арестовать могу.

— Буду готова через пять минут, — откликнулась Петра, делая вид, будто поверила в его блеф. — На улице очень холодно? Куртку захватить?

Джонни тяжело вздохнул:

— Послушайте, я беспокоюсь за Буна.

— Вы же вроде как больше не друзья.

— Не друзья, — покачал головой Джонни. — Но это не значит, что я желаю ему смерти. Да и вам тоже, если уж на то пошло.

Петра почувствовала острый укол страха, не за себя, а за Буна. Он уехал, чтобы поговорить с Джонни и Дэном Николсом, и не вернулся домой. А теперь, видимо, случилось что-то такое, из-за чего Джонни начал бояться за его жизнь. Девушку так и подмывало впустить Джонни в дом, отдать ему документы Николь, показать выстроенную компьютером паутину, но…

Можно ли ему доверять? Даже Бун не доверял Джонни настолько, чтобы отдать ему документы. Если бы он хотел, чтобы документы попали к Джонни, он бы сам уже передал их ему. Но что же это за новые обстоятельства? Что случилось? И где Бун?

— Что вы имеете в виду? — спросила она у Джонни.

— Ладно, — махнул рукой Джонни. — Ну что, в дом пригласите или нам обоим лучше прямо тут раздеться?

— Сержант, что вы себе…

Джонни молча вытащил мобильный и показал Петре фотографии с места убийства Билла Блезингейма.

У Петры потемнело в глазах, и она с трудом удержала позыв к рвоте.

— Это Билл Блезингейм, — тем временем говорил ей Джонни. — Ему сломали все пальцы на руках и все кости в ногах, прежде чем отрезать руки и пристрелить. Я считаю, его убийцы искали те самые документы, что лежат у Буна. Или может, он отдал их вам? Не думаю, что они знают о вашем участии в этом деле, — иначе бы уже побывали у вас в гостях. Но это вопрос времени. Я вот только боюсь, что у Буна времени почти не осталось. Так что, теперь соизволите со мной побеседовать?

Голос все продолжал бубнить.

Его зовут Джонс, говорил он, вернее, под таким именем он известен в профессиональных кругах. Он получил образование врача-невролога, поэтому знает абсолютно все обо всех нервах человеческого организма. С самого раннего детства его привлекал феномен боли. Что такое боль? И как воспринимает ее мозг? Можно ли при помощи препаратов вынудить мозг блокировать восприятие боли, и если да, то будет ли существовать боль сама по себе?

Вопрос, схожий со старой головоломкой про шум от падения дерева в безлюдном лесу. Если боль причинили, но мозг ее не зафиксировал, можно ли все еще называть боль болью? Как бы то ни было, первые годы он работал над методами и препаратами, уменьшающими или снимающими боль; весьма похвально, конечно, но чем больше он разрабатывал эту тему, тем яснее понимал (скорее подсознанием, чем разумом), как сильно привлекают его проявления боли.

То, что боль — разумеется не его, а других людей — доставляет ему удовольствие, впервые он понял во время секса («Это ведь типично для таких случаев, не так ли, мистер Дэниелс?»). Для начала его партнерами стали женщины-мазохистки, которым выброс эндорфина, обусловленный умеренной болью, позволял испытать или усилить оргазм. Идеальный симбиоз — страдания вышеупомянутых дам доставляли ему сильнейшее физическое удовольствие.

Бун почувствовал, как микроавтобус резко свернул направо.

Увы, эти ощущения, аналогичные ощущениям от применения наркотиков или алкоголя, обладали также и эффектом привыкания — вскоре Джонсу для получения все менее приемлемого уровня наслаждения надо было причинять все больше страданий. А вскоре не осталось и женщин, согласных выносить такой уровень боли, и он обратил свое внимание на проституток. К счастью, в Европе существует огромное количество борделей, специализирующихся на садизме, — этого ему хватило на несколько лет, пока его страсть не начала требовать еще более изощренных пыток и он не стал персоной нон грата даже в самых толерантных заведениях. На какое-то время его проблемы решили нищие страны Азии и Африки, где можно приобрести подопытных на любой вкус, но, как это ни прискорбно, миллионером Джонс не был, и вскоре такие варианты стали ему не по карману.