Белые волки - Влада Южная

– Ты все хорошенько обдумала? – спросила она, покосившись на притихшего Алана.

– Да, – коротко ответила Ирис, боясь проронить лишнее слово и передумать в последний момент. Отступать было нельзя, раз уже решилась.

Девушка усмехнулась.

– И не жаль тебе тех, кого хочешь сгубить?

– Нет. Он никогда не жалел меня, не заботился о том, чего я хочу, чем дышу и о чем мечтаю. Почему я должна думать о жалости? Почему я должна оставаться доброй и всепрощающей? Мою любовь использовали против меня. Теперь я буду использовать их любовь против них.

– Хорошо, – собеседница чуть склонила голову, – считай, что ты прошла проверку. Все твои слова совпадают с теми, что предсказаны. Иди.

Она отступила в сторону, к развилке из двух сросшихся между собой деревьев, вынула из кармана булавку, проткнула палец и наложила знаки на стволах.

– Иди, иди.

– Куда? – удивилась Ирис. Она заглянула в развилку, но видела там все то же самое: лес и деревья.

– В сумеречный мир. Как ты думаешь, почему наши темплы никто не может найти? Почему о них никто не знает и никто не мог направить тебя? – ведьма внимательно посмотрела на Ирис. – Они все расположены там, в сумеречном мире. Я открыла тебе дверь. Вперед.

Ирис набралась смелости и шагнула, утягивая за собой сына. Шагнула… и оказалась совершенно в другой реальности. Местность оставалась той же, Ирис словно стояла на опушке, но в то же время опушка казалась незнакомой.

Теперь стало понятно, почему мир назвали сумеречным. Здесь все было серым: небо, трава, листва и, кажется, даже сам воздух. Здесь никогда не наступал день и не опускалась ночь, постоянно царил полузакат или полурассвет. Все краски остались там, по иную сторону развилки, вместе с ярким голубым платьем проводившей Ирис девушки и ее золотистыми волосами. Ирис посмотрела на свое платье и на свои руки – они тоже приобрели сероватый оттенок.

Внезапно заплакал Алан. Она повернулась и увидела, что он вытянул вперед дрожащие ладошки, а кожа на них прямо на глазах начала тлеть, сворачиваться лохмотьями, отрываться и невесомыми кусочками пепла улетучиваться вверх. Собственное тело тоже вдруг вспыхнуло и словно загорелось. Ирис с ужасом вскрикнула, наблюдая, как превращается в прах.

– Торопись, сестра, – послышался голос ведьмы, оставшейся по ту сторону реальности, – сумеречный мир принимает только своих и ходить в него могут только избранные. Ты пока не ведьма, и если не поспешишь, то сгоришь дотла и исчезнешь.

Вслед за этими словами развилка между деревьев схлопнулась и последнее яркое и полное красок жизни пятно исчезло.

Задыхаясь от паники, Ирис оглянулась. Идти, но куда? Огонь, пылающий под кожей, все больше испепелял тело, с нее и Алана буквально сыпались ошметки пепла. Ребенок начал визжать от боли, через плоть уже проглядывали белые кости…

Ирис подхватила его на руки и побежала. Она бежала, не разбирая дороги, сама не зная куда. Впрочем, никакой дороги тут и не было, только лес, одинаково непроглядный. У нее начали крошиться и выпадать зубы, ребенок выскальзывал из рук, оставляя в ладонях куски плоти вместе с обрывками одежды, и она перехватывала его, ощущая, что мясо уже слезло с собственных ладоней, оголив суставы пальцев.

За секунду до того, как лопнули и вытекли глаза, Ирис заметила большой продолговатый каменный алтарь между деревьев. Она бросилась туда, большей частью на ощупь, так как утратила зрение. Алан уже не кричал, лишь безвольно висел в ее руках. Ирис швырнула детское тельце на камень, достала из прохудившегося кармана чудом не выпавший нож, сжала его обеими полуистлевшими руками, занесла над головой…

– Прости меня, светлый бог…

Что-то нежное и пушистое коснулось оголившихся нервов ее плеча, а над ухом зазвучал приглушенный мужской голос.

– Попроси. Попроси, любовь моя. Я готов услышать.

– Прошу! Прошу дать мне сил уничтожать всех, кого только захочу! Прошу!

– Кого только захочу… – эхом откликнулся невидимый собеседник. – Кого только захочу…

Одним ударом Ирис обрушила нож прямо в сердце своего сына. Таково и было ее решение и ее жертва. Алан был для нее всем. Всем, после Виттора. Но Виттора в жертву она принести не смогла.

Поднялся вихрь. Он срывал с головы Ирис остатки волос, сыпал на ее оголенные раны сухую землю, забивался в полуоткрытый рот и глазницы. Под коленями ходуном заходила земля. Ирис не знала, что происходит в том, реальном мире, но этот, сумеречный, словно рушился вокруг нее. Внезапно она осознала, что наделала. Тот, кто разговаривал с ней минуту назад, будто вложил в ее голову знания о целой вселенной, и Ирис увидела все в панораме, с высоты. И поняла, чего этот некто от нее действительно хочет.

Она завизжала, перехватила ускользающий из пальцев нож и вонзила себе в грудь, туда, где билось ее собственное черное как ночь сердце.

Очнулась Ирис все в том же сумеречном мире. Она лежала на спине, а над головой сошлись густые кроны деревьев. Ирис испуганно вскинула руку, но кожа выглядела здоровой. Да и зрение вернулось.

– Ты проснулась, мама!

Она села и увидела Алана, который болтал ножками, примостившись на краю алтаря.

– Сынок! Живой! – Ирис бросилась, прижала теплое тельце к груди, расплакалась. Теперь все произошедшее казалось ей кошмаром, дурным сном. Может, ничего и не было на самом деле?

– Все в порядке, мама. Дядя сказал, что просто хотел убедиться в твоей верности. Он сказал, что ни за что бы не заставил тебя страдать из-за моей смерти.

– Дядя?! – Ирис отпрянула, удерживая Алана за плечи и вглядываясь в его лицо.

– Дядя в белом костюме, – охотно пояснил он со всей своей детской наивностью, – а лицо у него, знаешь, такое черное… я сначала испугался, но потом, ничего, привык. Он сказал, что мы теперь ведьмы, и сумеречный мир – наш дом. Видишь, я не горю!

Сын выпятил ручонки, показывая нежные розовые пальчики, целые и не поврежденные.

– Пойдем, мама, – он спрыгнул с алтаря и взял ее за руку, – дядя сказал, что все наши желания исполнятся.

Ирис последовала за ним, с трудом передвигая ноги. Она не понимала, как все случилось. Она же убила себя! Убила, чтобы не становиться ведьмой!

– Дядя сказал, что не позволит тебе умереть, – откликнулся Алан, словно читал ее мысли. – Ты теперь его эта… возлюбленная. Пойдем, мама. Пойдем, я хочу домой!

И, действительно, открыв дверь из сумеречного мира, Ирис оказалась в собственной спальне.

Той же ночью она снова открыла ход и на этот раз оказалась прямиком в доме Виттора. В коридорах было тихо, а вот внизу праздновали: днем Ольга родила близнецов. Бесшумно ступая, Ирис прошлась вдоль комнат, толкнула дверь в детскую. Луч света упал на узкую постель, высветил спину мирно спящего мальчика, его темноволосую головку на подушке и беззащитно открытую шею.