Железный Грааль - Роберт Холдсток

– Захватив с собой двух сыновей.

– Я не могла их оставить. Ясон был жесток. Подумай, что он мог сотворить с ними.

– Я знаю, что сотворила с ними ты. Один бродит по миру, торгуя своим воинским искусством, в смятении и одиночестве, спасаясь от собственного прошлого. Другой, обезумев, призывает древние силы для воссоздания жизни: мужчина, в котором нет ничего, кроме детства. Ты убила обоих, Медея. Какое утешение принесла тебе близость к Маленькому Сновидцу? Мальчик даже не знает, что ты здесь.

Но Медея уже сложила оружие. Она могла бы обжечь меня пламенем, нанести удар, проскрежетать новые слова, оправдывающие совершенное в Иолке семь веков назад. Но лишь печаль была в ее прекрасном лице. И одиночество.

– Ты не понимаешь… – прошептала она. И вдруг резко повернулась к двери. – Кто там?

– Только та девушка. Ниив.

– Нет. Кто-то еще.

Я расслышал топот бегущих ног. Гилас с разбегу проскочил в дверь, обомлев на миг, но тут же перевел дыхание и выкрикнул:

– Антиох, они убьют друг друга! Останови их!

«Они» могли быть только Ясон с Киносом.

– Они не узнают друг друга, – сказал я Медее в надежде словами разогнать туман, застилающий ей глаза.

– Я знаю, – только и сказала она, сложив руки на груди и чуть склонив голову, но по-прежнему глядя мне в глаза.

Так я и оставил ее, а сам бросился за Гиласом. Мне слышен был звон металла о металл, выкрики двух мужских голосов, бесконечно повторяющих все тот же напев неверия. Ярость и отчаяние так наполнили пустой дворец, что он больше не отзывался эхом.

В спешке мы сбились с дороги. Гром ненависти обрушивался из каждого коридора, заставляя нас метаться то туда, то сюда, покуда мы, обессилев и потеряв надежду, не остановились посреди сжавшегося в комок пространства.

К тому времени, как я сумел отыскать дорогу к пропасти, поединок закончился.

Кинос, по обычаю древних греков сражавшийся обнаженным, только в шлеме, нагруднике и поножах, получил от Ясона удар, отбросивший его на самый край провала.

Оба они были залиты красным.

Ясон с удивлением смотрел на собственный клинок, словно не в силах постигнуть простоты случившегося. Пук волос, редких, седых, окровавленных, срезанных с виска вместе с клоком кожи, болтался у него на плаще. Пол-лица залито кровью. Поток воздуха из бездны крыльями развевал черный плащ за плечами дрожащего человека. Он склонялся к сыну, держа меч наготове, но другую руку протягивал побледневшему противнику.

Кинос увидел меня. Прокричал сквозь боль:

– Я не понимаю! Не понимаю, Антиох. Помоги мне понять. Это мой отец? Если да, то почему же я не узнаю его? Хотя это уже не важно.

– Держись за его руку, – крикнул я в ответ. – Не падай!

– Это он? Почему я его не узнал?

– Держись, Кинос. Ты построил «Место, чтобы звать отца». Ты выстроил множество таких мест. Только об одном позабыл: твой отец стареет. Это он! Дай ему руку. Не падай!

Умирающий взглянул на отца, снял шлем, выронил его:

– Я так долго ждал. Я начал забывать твой смех. Начал отчаиваться. Но теперь я вижу – ты тот, – тот, кого я звал. Почему глаза мои открылись только тогда, когда обречены закрыться?

– Так закрой их, – холодно произнес Ясон, все же не отнимая руки, протянутой к шатающемуся на краю бездны человеку. – Ты не сын мне. Я узнал бы Киноса, узнал бы даже стариком.

Кинос рассмеялся, глядя на меня. Уронил в провал меч.

– Ну вот. Разве ты не видишь, Антиох? Я уже упал, а ты не понял. И в конце концов, все, что мне остается, – уйти домой…

Движением губ он послал отцу слабый поцелуй и чуть откинулся назад. Он не вскрикнул, исчезая в рокочущей пустоте. Еще долго был виден блеск его нагрудника, но наконец темное море внизу приняло его.

– Кончено, – прошептал голос за моей спиной.

Я повернулся и увидел отшатнувшуюся Медею, прикрывавшую лицо краем одежд.

Боевой дух оставил Ясона, как немногим раньше – Медею. Они смотрели друг на друга через мост, но ни гнева, ни ненависти, ни враждебности не было в их глазах – только усталость и, может быть, сожаление.

– Антиох, – тихо окликнул меня Ясон. Мечом он указывал в бездну. – Если боги не помутили мне зрения ради собственных целей, я снова скажу: это был не Кинос.

– Так кто же?

– Я не знаю.

Заговорила Медея:

– Это была малая частица Киноса, взятая мной, чтобы спасти от одиночества его брата. Малая тень, но она взрослела, подобно человеку. Я призвала ее обратно, но позволила пожить еще немного.

Ясон перешел мост: кровь на потемневшем лице, капли влаги в глазах.

– Тогда где же сам Кинос?

Медея не отступила перед ним, но выкрикнула:

– Ни шагу дальше!

Он остановился. Ниив судорожно цеплялась за мой локоть, сдерживая отчаянный позыв к болтовне.

– Если я отведу тебя к нему, оставишь ли ты этот дворец его воспоминаниям? Уйдешь ли с миром? Я готова поступить с тобой по-доброму, Ясон, но потом ты должен будешь уйти, потом должен оставить меня.

– Я согласен, – прошептал старый грек. Он вложил в ножны меч и призвал меня поступить так же. Только встревоженные маленькие голоса, раздавшиеся из ножен, напомнили, что я едва не погубил колоссы. Свой бронзовый клинок я заткнул за пояс.

– Тогда иди за мной, – говорила Медея. – Я отведу тебя туда, где сны становятся явью.

Она бежала впереди нас. Развевались покрывала, костяшки и бронза звенели на длинной цепи, заменявшей пояс. Она вела нас в темную глубину дворца, вниз по широкой лестнице, по лабиринту ходов. На стенах метались животные, нарисованные светящейся голубой и зеленой краской. Запах ладана и сожженных трав поднимался нам навстречу. Здесь находилась жилая часть пустого дворца: логово Медеи. А в конце его располагалась погребальная палата. Дойдя до ее дальней стены, Медея повернулась к нам лицом. Кинос покоился между нами на деревянном помосте. Руки уложены вдоль тела, рядом оружие, длинные волосы любовно расчесаны, грудь засыпана цветами, поножи сплетены из трав. Сильно пахло кинамоном и еще маслянистым густым ароматом бальзама.

Ясон шагнул к носилкам и замер, уставившись в нежное бледное лицо. На нем не было шрамов, хотя это было лицо взрослого мужчины, куда старше того юного Киноса, что выстроил каменный корабль с чудовищной командой.

Тихо заговорила Медея:

– Построив этот дворец, он впал в боевое безумие. Осада сменяла осаду на берегах, на узкой полоске вокруг холма. Мертвые этого царства стаями стекались к нему. Нерожденные боялись его. Смерть до рождения страшно искажает судьбу. Он играл героями тысячи веков. Я ужасалась, думая о разрушениях, причиненных им будущему Времени.